Через год после того, как тысячи немцев разрушили Берлинскую стену, в декабре 1990 года Тим Бернерс-Ли, британский ученый, сотрудник Европейской организации ядерных исследований, расположенной на франкошвейцарской границе, осуществил первый успешный обмен данными между протоколом передачи гипертекста и сервером посредством интернета, создав таким образом Всемирную паутину. Это изобретение, в свою очередь, положило начало революции в коммуникации, которая затронула все сферы жизни.

Завершение холодной войны и появление интернета, несомненно, стали важными факторами, которые способствовали нынешнему возвышению микровласти, но не только они были важны. Мы часто поддаемся соблазну объяснить наступление эпохи перемен одной-единственной причиной. Взять хотя бы роль текстовых сообщений и социальных сетей вроде Фейсбука и Твиттера в возникновении протестов по всему миру. Однако ожесточенные споры о том, действительно ли социальные сети породили политические движения, или же их влияние преувеличено, так ни к чему и не привели. Как и прочие средства в борьбе за власть, социальные сети помогли демонстрантам скоординировать действия и сообщить всему миру о нарушении прав человека. Однако авторитарные режимы (такие как в Иране и Китае) не растерялись и использовали эти ресурсы для слежки и репрессий. А в крайнем случае правительство могло просто закрыть доступ в интернет (по крайней мере, в значительной степени, как в Египте и Сирии, когда народ потребовал от диктаторов уйти в отставку) или внедрить систему фильтров и контроля, которая ограничивает поток нежелательной информации (как поступил Китай, установив “Золотой щит”). Существует множество аргументов как “за”, так и “против”, которыми изобилуют споры технофутуристов вроде Клэя Ширки[9] и тех, кто видит будущее интернета в оптимистическом свете, со скептиками вроде Евгения Морозова[10] и Малкольма Гладуэлла[11]. Таким образом, чтобы понять, почему барьеры власти стали проницаемыми, необходимо взглянуть на более глубокие изменения – транс формации, которые стали накапливаться и множиться еще до окончания холодной войны и распространения интернета. В наши дни самые серьезные трудности, с которыми приходится сталкиваться власти, обусловлены изменениями в укладе жизни – тем, как мы живем, где мы живем, как долго и насколько хорошо. Изменились сами условия, в которых действует власть.

Это сфера демографии, стандартов жизни, состояния здоровья, уровня образования, моделей миграции, семьи, общества и, наконец, нашего отношения: отправные точки для ожиданий, верований, желаний и понимания себя и других. Чтобы понять, как эти изменения влияют на власть, разобьем их на три категории: революция множества, революция мобильности и революция ментальности. Первая затапливает барьеры власти, вторая обходит их, а третья ослабляет.

Мы живем в эпоху изобилия. Всего стало больше. Больше людей, стран, городов, политических партий, армий, больше товаров и услуг, больше компаний, которые их продают, больше оружия и лекарств, больше студентов и компьютеров, больше священников и больше преступников. С 1950 года мировой объем производства вырос в пять раз, а доход на душу населения – в три с половиной раза. И, что самое важное, людей стало больше – на целых два миллиарда больше, чем всего два десятка лет назад. К 2050 году население планеты увеличится в четыре раза по сравнению с 1950 годом. Чтобы понять, что происходит с властью, необходимо определить численность населения, его возрастной состав, территориальное распределение, продолжительность жизни и состояние здоровья.

Революция множества не ограничивается одним-единственным сектором земного шара или каким-то одним народом. Она прогрессирует, несмотря на все негативные события, которые каждый день попадают в заголовки газет: экономический спад, терроризм, землетрясения, репрессии, гражданские войны, стихийные бедствия и экологические угрозы. Не приуменьшая важности этих событий и их опасности для планеты и людей, мы все-таки можем утверждать, что первое десятилетие XXI века, бесспорно, стало самым благополучным за всю историю человечества: недаром аналитик Чарльз Кенни назвал его “Самое. Лучшее. Десятилетие”{63}. И факты это подтверждают. По данным Всемирного банка, с 2005 по 2008 год на всей планете, от Центральной и Западной Африки до Латинской Америки и от Азии до Восточной Европы, количество людей, живущих за чертой бедности (то есть тех, чей доход ниже 1 доллара 25 центов в день), резко сократилось впервые с тех пор, как стали доступны данные мировой статистики. Учитывая, что на первое десятилетие пришлось начало одного из самых глубоких экономических кризисов со времен Великой депрессии 1929 года, такой прогресс еще более удивителен. И действительно, в разгар кризиса Роберт Зеллик, тогдашний президент Всемирного банка, выразил серьезное опасение по поводу воздействия финансового краха на малоимущие слои населения: эксперты, заявил Зеллик, сообщили ему, что число бедных значительно увеличится. К счастью, они ошиблись. Фактически мир достигнет поставленных ООН в 2000 году целей в области развития, сформулированных в Декларации тысячелетия, намного раньше, чем ожидалось. Одной из этих целей было к 2015 году вполовину снизить количество живущих в условиях крайней нищеты, а случилось это на пять лет раньше.

Объясняется это тем, что, несмотря на кризис, экономики бедных стран продолжают развиваться и создавать рабочие места. И этой тенденции уже три десятка лет: так, начиная с 1981 года 660 миллионов китайцев выбрались из нищеты. В Азии число населения, живущего за чертой бедности, сократилось с 77 % в 1980-х годах до 14 % в 1998 году. И подобные процессы происходят не только в Китае, Индии, Бразилии и на прочих успешно развивающихся рынках, но и в беднейших африканских государствах. Экономисты Максим Пинковский и Хавьер Сала-и-Мартин доказали, что в период с 1970 по 2006 год бедность в Африке сокращалась намного быстрее, чем прогнозировалось. Основываясь на данных скрупулезного статистического анализа, исследователи сделали вывод, что “снижение уровня бедности в Африке наблюдается повсеместно: его нельзя объяснить обширной территорией или некими географическими или историческими преимуществами, которыми обладает то или иное государство по сравнению с другими. Во всех категориях стран, в том числе в тех, которым не повезло с географической или исторической точки зрения, наблюдается сокращение уровня бедности. Этот показатель сокращается как в государствах, расположенных на побережье, так и в тех, где нет выхода к морю; как в богатых полезными ископаемыми, так и в тех, чьи недра скудны; как в странах с благоприятными условиями для сельского хозяйства, так и в тех, где земледелие не развито; во всех государствах, независимо от того, были они когда-то колониями или нет; как в тех странах, где бо́льшая часть дееспособного населения во времена работорговли была угнана в рабство, так и в тех, которым в этом смысле повезло больше. В 1998 году впервые с тех пор, как стали доступны данные статистики, больше африканцев оказалось выше границы прожиточного минимума, чем за чертой бедности”{64}.