class="p1">Путь домой он знает. Когда захочет, тогда вернется. Оставит улицы с прохожими и вновь окажется в своей постели, дожидаясь завтра.

Часть третья

Зима

I

Он просыпается с болью в челюсти. Потягивается в теплой постели; простыни влажные. Первым делом бросает взгляд на окно – скорее, на небо за стеклом. Там зима. Снаружи холодно.

Небо издевается над ним. Точнее, неба и нет. Город будто накрыли огромным серым колпаком. Не разобрать ни солнца, ни туч, только это полотно асфальтового цвета, точно между людьми и небесами растянули одеяло, не пропускающее надежд. Колпак уныния.

Арман садится в постели. Закуривает первую за день сигарету. Облако дыма плывет и расползается; он смотрит, как поднимается оно к потолку, точно разбитые мечты. Серый дым, дым того, кто курит в одиночестве, глядя в окно, медленно расходится по комнате. Он покроет стены тоскливой желтизной, цветом всех тех напрасных часов, когда смотришь, как жизнь все никак не проклюнется.

Сегодня четыре месяца, как Арман приехал сюда.

Он встает. Начинается новый день.

II

Уже несколько недель улица не та, что прежде. Нутро ее застыло, кожу укрыл снег. Местами его убирают – на дорогах, у дверей магазинов, – и там теперь то грязь, то тончайший налет, по которому скользят подошвы.

Но никакого переполоха: у всех приготовлены и зимние сапоги, и лопаты, чтобы разгребать сугробы у дверей. Привычно начинается другая жизнь: все убирают велосипеды и летние террасы кафе, достают шапки и трико, отвыкают от дневного света, зовут друг друга в гости на чай или тарелку супа. Расшатанные перестраиваются: темнеет в четыре, лучше вставать не слишком поздно. И все же это феерическое время – еще никогда в ночных клубах не было таких толп, как сейчас, когда каждому не хватает тепла.

Арман освоился в этой новой жизни. Он чувствует, что на своем месте. Впервые ему кажется, что он знает, где его поколение. Он уже видит, как будет рассказывать детям о похождениях и ошибках юности. Потому что, хотя Арман и живет полной жизнью, хотя сегодня он и не мог бы жить иначе, он понимает, что не задержится здесь на десяток лет, чтобы рано или поздно подохнуть в лучах диско-шара.

Он обдалбывается не от мерзости бытия, нет, скорее, из любви к жизни, ведь так все ощущения, вся любовь, секс, радость и боль, что в ней есть, усиливаются десятикратно. Он создает себе приключения, и от этого они ничуть не менее реальны или благородны. Неважно где, неважно под чем, – ведь все эти чувства живут прямо в нем.

Тут и лежит вся разница между Арманом и Тобиасом: для одного это необычайные впечатления, а для другого – единственно возможная норма.

Тобиасу пора было съезжать от Отто, пять месяцев спать на одном диване – долговато. Он переехал к Францу, в квартиру, которую ему предоставили на время. Они заключили сделку: Тобиас платит за электричество и живет во второй комнате. Это в Нойкёльне, на самом юге, в последнем турецком квартале.

III

Есть девушка, Сара, с которой Арман целуется по воскресеньям в «Панораме». Он ни разу не трахался с ней в кабинках, она не из таких. Сара не закидывается. И тем не менее каждое воскресенье она здесь, танцует, как и все. Сара – графический дизайнер. Впрочем, тут все в какой-то мере художники. Она приходит одна, без друзей, без наркотиков; приходит, просто потому что все у нее в порядке.

Нынче вечером у Армана свидание с Сарой, далеко от «Бергхайна», у Коттбуссер Тор – посидеть где-нибудь, выпить. От мысли, что он увидится с ней, ему радостно и немного волнительно. Все в нем играет, будто он уже влюблен.

Такое с ним впервые с тех пор, как он здесь; он трахается с двумя, тремя, четырьмя, а то и пятью в неделю, он уверен в себе, это легко – простой и грубый обдолбанный секс в сортире; стоя, не предохраняясь, сунуть-вынуть пару раз, вроде передышки между танцами. Девушка натягивает трусы, и они выходят, не целуясь. Как правило, он едва их помнит, с этими безымянными девушками все расплывается.

Но тут совсем другое. Он встретится с Сарой, чтобы выпить по бокалу, поговорить. Обычно он отказывается от таких приглашений. С девчонками из «Бергхайна» видеться снова его не тянет: он оттрахал их сзади в сортире, отымел в попу как следует, и этого довольно. Но на этот раз что-то его подтолкнуло. Может, Сара и есть та самая.

Они встречаются у метро. Идет снег. Нельзя сказать, что Сара красива; она не так стройна, как он привык мечтать. И все же он хочет ее как никакую другую девушку, потому что всякий раз, когда они целуются, между ними пробегает искра, колкая темная страсть.

Они здороваются дружеским поцелуем в щеку. Немного проходятся. Зайдем вон в тот бар, он как будто на слуху.

Они выпивают по паре пива. Арман травит байки, она смеется. Говоря с Сарой, он чувствует, будто силен, – она слушает его, пожирая глазами, в ее зрачках, сбоку, блестит Арман. Когда он больше не знает, что рассказать, он целует ее. Чувствует, как она тает, как тело ее – с поцелуем – целиком отдается ему.

Они идут к ней.

Он начинает раздевать ее еще на лестнице. Они торопятся. Сара смеется. Пока она открывает дверь, Арман запускает руки ей под юбку. Чувствует, как дрожат ягодицы, раскрывается щель. Они бросаются на постель, раскидывают одежду как попало, снова целуются, лижут друг друга – скорее пробуют на вкус – и занимаются любовью.

Войдя в нее, Арман понимает, почему ему так хотелось встретиться с ней снова. Она похожа на его бывшую, Эмму, единственную, кого он любил. Не лицом, не формой груди, нет. Сходство куда сильнее. У ее кожи тот же вкус, у тела – тот же запах, тот же аромат.

Он понимает это, когда яростно кончает в Сару.

IV

Квартира, похоже, просторная, но всякий раз Тобиас с Арманом видят только грязную кухню. Фриц проводит их сюда.

Фриц – швейцарец. Говорит, что художник. Делает инсталляции, каких кругом полно: груды досок или полистирола.

Они болтают немного, из вежливости, чтобы все выглядело не так мерзко, хотя все трое знают, что они здесь не за этим.

Через какое-то время Фриц говорит долгожданную фразу:

– Вам сколько?

Фриц снабжает мелких дилеров