«Попробуем», — сказал Якоб и позаботился о том, чтобы при распределении работ получить зерноуборочный комбайн на дневное время.

Ему пришлось привязать Бена ремнем к месту рядом с водителем. Только мальчик не смог долго просидеть на одном месте. Не прошло и четверти часа, как он начал жалобно стонать. У Якоба от его стонов сердце просто на части разрывалось, так же как и у Пауля Лесслера, старого Клоя и Бруно, которые все как один потребовали: «Да отвяжи ты его и дай побегать. Здесь он в любом случае ничего не сможет натворить».

Бена отвязали, он некоторое время поиграл на опушке и исчез в зарослях в тот момент, когда все думали, что мальчик никуда не тронется с места. Мужчинам пришлось его разыскивать несколько часов. А когда они наконец его нашли, карманы брюк у Бена были забиты раздавленными жуками, руки и рот полны дикой земляники, на которой, возможно, лисицы оставили яйца глистов.

Вечером Якоб сказал Труде: «Позже, вероятно, можно будет брать его с собой, но пока он слишком неразумен».

Неразумным — вот каким он был. Однако с ним выпадали также и приятные, спокойные часы. Когда он с куклой сидел на полу в кухне. Или по одному брикету таскал Труде уголь из подвала. Или во время представления в цирке.

Бен сидел почти неподвижно на неудобной деревянной скамье рядом с нею в первом ряду, рассматривая происходящее на манеже, закинув голову, стараясь получше рассмотреть мастерство Алтеи Белаши на трапеции. Рот открыт от удивления. Труда дважды быстро, украдкой вытерла ему слюну с подбородка, положила руку на широкие плечи и улыбнулась, заглянув ему в глаза. Бен улыбнулся в ответ и сдержанно прошептал: «Прекрасно делает».

Для Труды час, проведенный в цирке, был исполнен умиротворения. По окончании представления Бен до изнеможения хлопал в ладоши, шумел и кричал «прекрасно делает» молодой артистке до тех пор, пока та не подошла к нему. Сначала девушка, улыбнувшись, только погладила по волосам благодарного зрителя и поблагодарила за громовые аплодисменты, которыми он ее одарил. Затем, поколебавшись, взяла Бена за руку и повела на манеж, туда, где пони в последний раз собирались пройти по кругу.

Гимнастка помогла Бену сесть в седло, сама вскочила позади него на круп животного и проделала еще несколько гимнастических упражнений. И Бен проехал верхом, обеими руками вцепившись в гриву животного, гордый, словно король. Труда видела, что молодая артистка непрерывно что-то ему говорила, как он усердно кивал в ответ и, казалось, был на седьмом небе от счастья. Лицо его сияло. Затем Алтея Белаши отвела его обратно на скамью. И тут — кроме Труды, Антонии Лесслер и Сибиллы Фассбендер, никто так не делал, и уж определенно ни одна красивая молодая девушка, — она взяла Бена за руки и поцеловала в обе щеки.

Бен погрузился в благоговейное молчание и крайне неохотно покинул палатку. На обратном пути добиться спокойствия от него Труде удалось только с помощью ванильного мороженого, купленного в маленьком киоске рядом с аптекой.

Придя домой, он забился с куклой в угол, взял ее за ноги, заставил кувыркаться вперед головой и спиной, раскачивал и выворачивал ей руки и ноги, стараясь повторить трюки, проделанные молодой артисткой на спине пони. Вечером Бен дал Якобу импровизированное представление — подбрасывал куклу в воздух и пытался поймать ее за руки, как гимнаст на трапеции ловил Алтею Белаши.

В девять часов Труда уложила его спать, села с Якобом в гостиной и принялась обсуждать, не сходить ли им еще раз в цирк на следующий день.

«С бельем я разберусь во вторник, — сказала Труда. — Бену так понравилось в цирке. Может быть, девушка снова покатает его верхом на пони. Согласись, что у мальчика совсем мало радости в жизни».

В десять они легли спать. Через полчаса домой вернулась Анита, закрыла ворота во дворе, но забыла как следует запереть кухонную дверь. И в два часа ночи Бен внезапно возник рядом с кроватью Труды, стал трясти ее за плечо и шептать:

— Руки прочь.

В том, что Бен разбудил Труду ночью, не было ничего необычного. Иногда мальчик просыпался и приходил к матери, иной раз дважды за ночь. Его словам Труда тоже не придала особого значения. Предположив, что сыну приснился плохой сон, она, стараясь не разбудить Якоба, встала в темноте и хотела отвести Бена обратно в его комнату.

Но, включив свет в прихожей, она испугалась. Ночная пижама Бена была сплошь покрыта пятнами грязи и травы.

— Ты выходил сегодня ночью из дома? — спросила она.

— Руки прочь, — ответил Бен.

— Да, — сказала Труда, — руки прочь. Тебе нельзя убегать, когда темнеет. Как ты вообще вышел?

Распахнутая кухонная дверь стала ответом на вопрос. После того как Труда заперла ее, переодела сына в чистое, заставила его сходить в туалет и уложила снова в кровать, она объявила:

— Если ты будешь хорошо себя вести и останешься в постели, то завтра, когда будет светло, ты еще раз сможешь увидеть животных и девушку.

Он хорошо себя вел, ночью больше не покидал свою комнату, утром, немного пританцовывая, поскакал у сарая, непрерывно размахивая руками, как будто приглашая кого-то на бокс, все время бормотал себе под нос «прекрасно делает» и «руки прочь». К полудню без обычного дрыганья ногами на стуле он умудрился практически без помощи Труды опустошить свою тарелку. Затем остался с ней на кухне.

В половине третьего Труда надела на него чистые брюки и рубашку, взяла за руку. По дороге к рыночной площади она рассказала Бену, что ему предстоит увидеть, желая освежить его воспоминания и, вероятно, в некоторой степени вызвать чувство предвкушения радости. Однако представление было отменено.

Уже приближаясь к площади, Труда обратила внимание на необычное волнение в собравшейся толпе. Вместо пони у палатки стояла патрульная машина. Люди разделились на несколько небольших групп, оживленно обсуждавших что-то и с любопытством смотревших на один из автоприцепов, где директор цирка в чем-то страстно убеждал двух полицейских.

В одной из групп стояли со своими детьми Тея Крессманн и Рената Клой. Когда Труда и Бен приблизились к ним, Альберт продемонстрировал им дырку у себя во рту на месте выпавшего зуба. Рената одной рукой покачивала коляску с младшим сыном, Хайко, другой — железной хваткой держала старшего сына за запястье. Дитер, пытаясь освободиться от рук матери, грубо выдергивал свою руку. Он непременно хотел к цирковому шатру и, когда на него перестали обращать внимание, ударил ухмыляющегося Альберта по ноге. Альберт сразу же начал реветь. Дитер получил пощечину, начал неистовствовать и ударил ногой по коляске. Маленький Хайко в коляске тоже заревел от страха, и Рената теперь не знала, что ей делать и кого успокаивать в первую очередь. Другим тоже пришлось нелегко.

Когда Рената с багровым от стыда лицом спешно распрощалась с собеседницами и ретировалась, Тея рассказала, что ночью у циркачей сбежала наездница. Далее Тея сообщила, что случайно услышала, как директор цирка объяснял ситуацию полицейским, не соглашаясь с ними. Он уверял, что о побеге не могло быть и речи, потому что его дочь весьма ответственный человек. Поздно вечером девушка хотела только глазком взглянуть на одного пони, оставленного на общинном лугу, так как после последнего представления животное стало хромать. И если человек задумал сбежать, добавил директор, то наверняка прихватил бы с собой чемодан.