Однако двадцать минут спустя, когда Глория вернулась в отель, все еще содрогаясь от ненависти, бешенства, пережитого страха, остатков разрушительной энергии, и залпом выпила две порции виски подряд, случившееся обернулось совсем иной стороной, и она в слезах рухнула на кровать, отчаянно проклиная свою неудержимую манию сбрасывать людей из окон, со скал и мостов. Сидевший рядом Бельяр задумчиво глядел на нее. «Ну-ну, успокойся», — сказал он. Сначала Глория не могла вымолвить ни слова.

— Я… не должна была… — прорыдала она наконец. — Мы… не должны были… так поступать…

— Ну вот еще! — возразил Бельяр. — Не хватало теперь мучиться угрызениями совести. Иногда полезно дать кое-кому урок, чтоб неповадно было. Мы абсолютно ничем не рискуем, но может, все-таки лучше смыться отсюда? Я разузнаю насчет самолетов, но только завтра. А сейчас ложись и спи, хорошо?

— Я не засну, — всхлипнула Глория.

— Догадываюсь, — ответил Бельяр. — Что там у тебя есть из снотворных?

Глория принесла сумочку с лекарствами, и Бельяр составил ей убойный коктейль; немного погодя все стихло, молодая женщина крепко спала, и голубые жилки на ее висках ровно пульсировали. Она парила где-то высоко над землей, и ей снилось, что ничего страшного не произошло.

Однако на следующее утро ее — увы, слишком рано — разбудил звонок гостиничного телефона, стоявшего у ее постели, от Бельяра в номере и следа не осталось. То есть словно его и на свете никогда не было. Глория обшарила всю комнату, даже под кровать заглянула. А ведь он явно затаился где-то рядом: когда она вышла из-под душа, ванную сплошь заволокло густым паром, и на запотевшем зеркале тоненьким пальчиком Бельяра было выведено: Сидней — Бомбей, через Гонконг, рейс Cathay Pacific Airways 112, в 10.30. Глория записала эти сведения на обороте старого конверта, а когда вернулась в ванную, чтобы переодеться, весь пар куда-то улетучился и зеркало было девственно чистым.

Еще часом позже, когда она приехала в аэропорт Кингсфорд Смит, оказалось, что на ее имя уже забронировано место в клубном классе, у иллюминатора, в секторе для некурящих, — словом, Бельяр позаботился решительно обо всем! В десять часов Глория села в самолет на Бомбей, одетая в костюм из светлой чесучи в духе колониальной эпохи и обутая в сандалии на пробковых танкетках. Лицо, которое она практически не красила после бегства из Бретани, почти целиком скрывали черные очки и низко надвинутая парусиновая шляпа, из-под которой, как в старое доброе время, там и сям выбивались короткие белокурые завитки.

В тот же день на другом конце света.

— Мне кажется, — продолжал Сальвадор, — что для высоких блондинок характерно острое ощущение собственной неповторимости. И вот это чувство, подсказывающее им, что они необычны, что они являются продуктом какой-то мутации, особым генетическим феноменом, а то и вовсе серьезной ошибкой природы, вероятно, и толкает их на всякие экстравагантные выходки. М-да… Ну, в общем, не знаю, — добавил он. — А ты что скажешь?

Донасьенна, как всегда зевая и одергивая свободной рукой короткую юбочку, предложила временно оставить эту тему. И заняться лучше другими, более реальными вещами, касающимися данной категории женской половины рода человеческого. А именно — разработать сюжетец о Джейн Харлоу или еще о ком-нибудь, ну, к примеру, о Дорис Дей.

— Ладно, — сказал Сальвадор, — сходи за фотографиями.

Донасьенна пересекла кабинет в направлении двери, грациозно покачивая бедрами под утомленным взглядом своего шефа. В комнату со всех сторон слетались нервные пронзительные звуки: с улицы — автомобильные гудки, с деревьев — птичий гомон, из соседних студий — запущенные в ускоренном темпе магнитофонные записи, и только настроение Сальвадора в данный момент можно было назвать непоколебимо ровным.

Взявшись за дверную ручку и потянув ее на себя, Донасьенна столкнулась нос к носу с Персоннета, который в то же самое время, стоя в коридоре, толкал ту же дверь от себя. Каждый из них сделал шаг назад, чтобы пропустить другого, затем оба, по классическому недоразумению, одновременно двинулись вперед, в якобы освободившееся пространство, и, конечно, столкнулись на пороге. Произошел мгновенный контакт: мужчина по неловкости задел руку юной дамы, быстро отдернул собственную руку и попятился. Сальвадор из-за своего стола увидел перепуганное лицо Персоннета; так ужасается человек, тронувший провод высокого напряжения и притом, как ни странно, оставшийся в живых; эти бурные чувства сотрясли тело Персоннета, точно волна-убийца, что внезапно обрушивается на людей и топит их в пучине. Все это продолжалось около трех секунд, после чего Персоннета резко отступил назад, буквально побелев от изнеможения. Донасьенна ослепительно улыбнулась ему и пошла в картотеку.

Измученный переживаниями Персоннета отвернулся, даже не посмотрев ей вслед, и устремил мрачный взгляд на Сальвадора, вернее сказать, на правое плечо Сальвадора, как будто выискивал там пятнышко, пылинки или нитку из одежды, оставленные одним из кузенов Бельяра.

— Итак, — сказал он наконец, — мы раздобыли сведения о ней. Теперь известно, где она. По крайней мере, нам кажется, что известно.

— Ну так чего же вы ждете? Поезжайте туда! — воскликнул Сальвадор.

— Гм… Вообще-то это довольно далеко, — сообщил Персоннета. — Вернее, очень далеко.

— И в чем же проблема? — спросил Сальвадор.

— Проблема? Проблема в том, что это дорогое удовольствие, — объяснил Персоннета. — Я хочу сказать, поездка обойдется недешево.

— Ясно, — вздохнул Сальвадор, вытаскивая из ящика чековую книжку. — Бизнес-класс?

— Ну зачем же, — успокоил его Персоннета. — Экономический вполне сойдет для нас обоих.

Пока Сальвадор подписывает, а затем вырывает из книжечки чек, возвращается из картотеки Донасьенна, и Персоннета судорожно сжимает зубы. Донасьенна держит под мышкой кипу фотографий, а в уголке рта — сигарету Dunhill, измазанную алой помадой. Поскольку она стоит в дверях, прислонясь к косяку и явно ожидая ухода посетителя, Персоннета сует чек в карман и неуклюже поднимается. Старательно избегая взглядом Донасьенну, он опасливо обходит девушку по аккуратной дуге и удаляется под ее насмешливым взглядом. Он знает, что она смотрит ему в спину, и шагает не своей обычной походкой, а скованно, держась неестественно прямо, точно аршин проглотил, изо всех сил поджимая ягодицы, не сгибая колен и выпятив грудь; чем больше он пытается контролировать свою походку, тем меньше это ему удается. Таким образом, он идет по бесконечно длинному коридору к лифту в полной уверенности, что Донасьенна глядит ему вслед, тогда как она давно уже вошла и закрыла дверь.

Даже полчаса спустя, припарковав машину на бульваре и проходя по улице Мучеников, он все еще сохранял настороженную осанку человека, подозревающего за собой слежку. У дома, где жил Боккара, он отыскал в своем блокноте дверной код, набрал его несколько раз подряд, но тщетно: дверь не реагировала. Персоннета, и без того выведенный из равновесия Донасьенной, начал не на шутку раздражаться, тем более что ближайшая телефонная кабина оказалась чуть ли не в полукилометре от дома.