– Дядя мой, – рассказывал гид притихшим туристам, – уже погрелся на солнце, облился холодной водой и закусил, как вдруг мать моя показывает ему на облако, необычное по величине и по виду! Оно по своей форме больше всего походило на пинию, вверх поднимался как бы высокий ствол, и от него во все стороны расходились как бы ветви…

Это гид наизусть и нараспев читал шестнадцатое письмо Плиния Младшего, адресованное Корнелию Тациту, после которого, собственно, все и началось – мир обезумел, а мы нашли себе оправдание, что никак не можем оправиться после ужасной катастрофы.

– Облако, – продолжал гид, – от собственной тяжести стало расходиться в ширину. Местами оно было яркого белого цвета, местами в грязных пятнах, словно от земли и пепла, поднятых кверху. Явление это показалось дяде, человеку ученому, значительным и заслуживающим ближайшего ознакомления…

Туристы по-прежнему таращились на Везувий и ждали новое извержение, как было обещано Плинием – «в девятый день до сентябрьских календ, часов около семи…». Однако Священная Гора не издавала ни вздоха, ни звука, ни пука. А наоборот – благоухала, потому что была сплошь покрыта буйной растительностью и чувствовала себя превосходно.

– А почему подобного явления теперь не наблюдается? – спросил нетерпеливый германский турист.

– Ждем! – заученно отвечал гид.

– Буквально со дня на день? – не удержался я.

– Изо дня в день! – подчеркнул гид и тут же добавил, обращаясь к германским туристам: – Не слушайте его, это местный провокатор!

И, чтобы меня не сочли за лидера оппозиции, я поспешил дальше, глядя себе под ноги и размышляя – как провести свой последний день, дабы на следующий не переживать о бесцельно растраченном времени, например с книгой «Как закалялась сталь». Ведь я не металлург какой-нибудь, а вполне добропорядочный гражданин.

– На суда уже падал пепел! – продолжал надрываться гид.

Однако все тише и тише, потому что я не стоял на месте, а продвигался по форуму, покуда речь Плиния Младшего не подхватил другой экскурсовод:

– Тем временем во многих местах из Везувия широко разлился огонь, особенно яркий в ночной темноте. Дядя твердил, стараясь успокоить перепуганных людей, что это селяне впопыхах забыли погасить огонь и в покинутых усадьбах занялся пожар. Затем он отправился на покой и заснул самым настоящим сном…

Это шестнадцатое письмо читали вслух на площади с трех до половины четвертого, после чего, как правило, шло письмо под номером двадцать и наконец – обзорная экскурсия по кабакам. Причем каждый гид вел свою группу в определенное место по личной договоренности с хозяином и девочками, у которых по совместительству служил сутенером. Работа непыльная, знай себе два письма Плиния Младшего и местных девок, что «отдаются за три монеты, как в последний раз!». Одна монета – себе, другая – сутенеру, а третья – на восстановление храма.

– А как вы думаете, – попридержал меня какой-то подозрительный гражданин, когда я готов был покинуть площадь, – Плиний Младший написал эти письма для публикации?

– Никак не думаю, – ответил я. – И бросьте цепляться! Это моя единственная парадная одежда!

– Фу-ты ну-ты! – усмехнулся сей гражданин, а по замашкам вылитый сикофант.

Его грязные пальцы уже отпечатались на моей белоснежной тоге. Почему-то разные прохиндеи считают, что римские граждане так наряжаются каждый день.

– Сейчас получишь в морду! – предупредил я.

– А свою хламидумонаду измять не боишься? – поинтересовался гражданин. – Вон скока складочек! И как все красиво уложены!

По глумливому жаргонному слову «скока» я понял, что передо мной действительно цензор-сикофант, и решил с ним не связываться.

– Что вы от меня хотите? – уточнил я.

– Преступления, – честно заявил сикофант. – Или хотя бы повода, чтобы забрать тебя в участок. Ну в крайнем случае правдивого рассказа – где проживаешь и почему здесь шляешься?

– Вот уже десять лет я снимаю квартиру на улице Изобилия, – сообщил я.

– А покороче?

– Виа дель Аббонданца, дом Юлии Феликс, – ответил я.

– Это рядышком с домом Пансы? – неизвестно чему обрадовался сикофант.

– Как раз наоборот, – возразил я. – Совсем на другой улице.

– А ради чего так вырядился? – допытывался сикофант.

– Ходил в Сенат и Синод с жалобой на сверлильщиц.

– Бесовские девки! – ухмыльнулся сикофант. – Только не по моей части! Кстати, ты не ответил на мой вопрос…

– По поводу Плиния Младшего? – переспросил я.

Однако сикофант не счел нужным даже кивнуть.

– Плиний Младший, – как на уроке истории в первом классе, доложил я, – собрал и опубликовал свои письма в десяти книгах. Особенно интересны два письма, шестнадцатое и двадцатое, где повествуется о гибели Помпей. В отличие от диалогов Платона относительно Атлантиды, которые повествуют неизвестно о чем, письма Плиния Младшего являются неоспоримым свидетельством нашего упадка. Иначе говоря, когда-то и милетцы были молодцы!

– Что-то я недопонял по поводу милетцев… – сказал сикофант.

– Ну, это древняя греческая поговорка, – пояснил я. – Когда Александр Македонский приступом взял город Милет и осматривал достопримечательности, он увидел живописную фреску, на которой много отважных воинов сражалось и побеждало. «Были когда-то и милетцы молодцы!» – заявил местный гид. «А где они были, когда я ворвался в город?» – спросил Александр Македонский.

– Ты для чего мне это рассказываешь? – нахмурился сикофант.

– Для общего развития, – честно признался я. – Потому что являюсь вольноопределяющимся пиитом.

– То-то я и смотрю, – облегченно вздохнул сикофант, – что человек в тоге, а выглядит как будто не все у него дома! Можешь идти… Счастливого последнего дня!

– И вам того же, – ответил я и поспешил убраться куда подальше с форума.

«Надо реже выходить из дома, – подумал я, – чтобы не оставлять его без присмотра! Да вдобавок меньше встретится дураков, а дома только гости, которых можно выгнать в любой момент!»

И вот вам парадокс Минотавра! С давних времен в народе ходит легенда о «чудаковатых и долбанутых», в смысле о творческой интеллигенции, что не от мира сего. Эта притча во языцех весьма популярна среди плебеев, которые видят свой мир прямым как оглобля, а жизнь – с линейным сюжетом. Дайте им хлеба и зрелищ, но берегите руки! Ибо тяпнут да поглумятся. Ведь нет ничего слаще для плебса, чем плюнуть в творческую интеллигенцию. Поскольку, нажравшись мякины, они любят порассуждать о зрелищах на сытый желудок и порыгать на всякое-такое произведение искусства. И – что характерно! – многие, так сказать, произведения искусства этого заслуживают, однако далеко не все авторы – идиоты. И если Минотавр сам построил себе Лабиринт – бойтесь Минотавра!