Ник, Мэри, Ник, Мэри, Ник, Мэри.

Он ощутил, как что-то трепыхнулось в груди — наверно, решил Ник, это воздушный пузырь, образовавшийся, когда он протискивался сквозь решётку. Ник не мог знать, что этот трепет был одиночным ударом мимолётной памяти сердца.

Майки рассказал Кларенсу всё. О том, как они с Мэри проснулись в Междумире, о своём многолетнем пребывании в центре Земли, о том, как выбрался на поверхность и сколько времени это заняло. Поведал и о днях, проведённых на призрачном танкере, о том, как был чудовищем по имени МакГилл — самым страшным монстром Междумира. Не забыл и об Алли; и хотя он всячески старался не выдать своих глубоких чувств к ней, Кларенс обо всём догадался.

— «Любовь — самая прекрасная и самая ужасная вещь в мире. Она возвышает человека, даже низвергая его в пропасть отчаяния», — продекламировал старик. — Так говорил знаменитый философ.

— Какой знаменитый философ? — спросил Майки.

— Знал бы — что б я, не сказал, что ли?

Майки были известны как прекрасная, так и ужасная стороны любви. Именно чувство к Алли подняло его из мрака, указало лучший путь, превратило из монстра в человека. Но одновременно с любовью в его душе поселился страх, постоянный, не отпускающий страх, из которого выросла пламенная ревность. Это был страх потерять свою любимую.

— Любовь обращает сердце в хрусталь, — сказал Майки. — Драгоценный, но такой хрупкий.

Кларенс опустил бутылку.

— Это кто сказал?

— Я, — ответил Майки. — Прямо сейчас.

Кларенс приподнял междумирную бровь.

— Да ты поэт!

Майки был польщён. Давненько его никто не хвалил.

— А как тебе это? — Кларенс поднял свою междумирную руку и задвигал, словно писал в воздухе невидимые слова. — «Лицо, из-за которого устремилась в путь тысяча кораблей[11]»... никогда не слышало о сезоне ураганов.

Кларенс расхохотался, да так, что заразил и Майки. Они всё ещё смеялись, когда увидели, как через заросший сорняками пустырь к ним спешит пара полисменов — вернее, они спешили к Кларенсу, поскольку ни Майки, ни клетки они видеть не могли.

— Да у вас тут, как я посмотрю, сумасшедшее веселье! — обратился к старому пожарному тот из офицеров, что был покрупнее. — Я бы не прочь побывать у вас в голове и порадоваться вместе с вами!

И оба стража порядка обменялись многозначительными ухмылками.

Первой мыслью Майки было, что оба полицейских подверглись скинджекингу, но потом он сообразил, что это обычные копы, и они приняли старика за психа, разговаривающего с самим собой.

— А если серьёзно, то здесь частная территория, — продолжал здоровяк, судя по всему, старший по званию. — Мы вынуждены просить вас её покинуть.

— Скажи им, что снимаешь эту развалюху! — закричал Майки. — Они не смогут вытурить тебя отсюда, пока не проверят!

— Заткнись! — заорал Кларенс. — Ещё не хватало, чтобы всякие уроды вроде тебя указывали мне, что делать!

Пожалуй, этого говорить не следовало. Полицейский, естественно, вообразил, что эти слова относятся к нему. Он спокойно положил руку на свою дубинку, а его напарник красноречиво расстегнул кобуру.

— Вот что, никто из нас не хочет лишнего шума, — сказал старший офицер. — Мы могли бы арестовать вас за проникновение на чужую территорию, но будет лучше, если вы сами уберётесь. Я понятно излагаю?

— Я снимаю эту берлогу, — проговорил Кларенс. — Четыреста баксов в месяц. Спросите у хозяина, если мне не верите.

Стражи порядка переглянулись, потом оба посмотрели на полуобвалившийся дом, который, по их мнению, и четырёх долларов в месяц не стоил, не говоря уже о четырёхстах.

Кларенс глянул на Майки — скорее с недовольством, чем с благодарностью — а потом сделал навстречу гостям пару неустойчивых шагов. Майки вдруг сообразил, что хотя Кларенс всё это время был крепко под мухой, однако до сих пор он не шатался на ходу.

— Слушайте, валите отсюда, а? Я сделаю вид, что вашей ноги на моей земле не было, и покончим дело миром.

— Знаете что, — ответил старший офицер, — пойдёмте с нами, мы проверим ваши данные, и если всё подтвердится, мы привезём вас обратно в целости и сохранности.

— Я свои права знаю, — заявил Кларенс, — и думаю, что вы их сейчас нарушаете самым наглым образом!

— Вот почему вы и пойдёте с нами добровольно, — впервые за всё время подал голос второй коп.

Старший офицер кивнул.

— Так будет лучше для всех.

Если Кларенса заберут, Майки застрянет здесь надолго. Мысль о том, чтобы сидеть и гнить в клетке, пока кто-нибудь не найдёт его и не освободит, была для него совершенно невыносима.

— Брось мне ключ! — крикнул он.

— Как же, ищи дурака! — отозвался шрамодух.

— Что такое? — нахмурился старший коп.

— Брось мне ключ! — закричал Майки. — И я тогда помогу тебе. Не бойся, не убегу!

— А почём я знаю, что вашему брату можно доверять? — осведомился Кларенс.

— Доверять нашему брату? — спросил второй коп. — Поскольку это вы тут нарушаете границы чужой собственности, не думаю, что у вас есть другой выбор!

— Брось мне ключ!

— У меня всё под контролем! — объявил Кларенс. — Никакая собака... — Но тут он ещё раз пошатнулся, упал на колени — и ко всеобщему изумлению, тут же вскочил, трезвый, как стёклышко, и с дробовиком в руке, — оказывается, тот лежал, всеми позабытый, в высоких зарослях сорняков.

— Кларенс, не-ет! — завопил Майки.

Но бывший пожарный направил дуло обреза на старшего офицера, прежде чем тот успел вытащить своё оружие.

— Руки вверх! — скомандовал Кларенс. Полицейский помоложе схватился за рукоятку своего пистолета. — А ну не шали, не то я стреляю! — Решительный тон Кларенса не вызывал сомнений в его намерениях.

Второй коп немедленно швырнул пистолет на землю.

— О-кей, о-кей — видите? Я его бросил! Бросил!

Однако старший офицер не выказал ни малейшего страха.

— Сэр, опустите оружие, тогда никто не пострадает.

— Ах вот как! Так я уже и «сэр»?! — завизжал Кларенс своим двухтоновым голосом, похожим на сирену. — У меня, может, только одна нормальная рука в этом мире, но этого хватит, чтобы нажать на спуск!

Держа палец на курке и оперев обрез на изуродованную руку, он целился прямо в грудь старшего офицера.

— Все эти годы гоняете меня с места на место, нигде никакого покоя, жить не даёте, совсем заездили! Но с этого момента я буду уходить только тогда, когда сам этого захочу! Хватит швырять меня туда-сюда! Я вам... я вам...