одним лишь отличием: там такая власть существовала практически с начала образования государства в 1948 году, а тут она только начала образовываться. Тот рынок, где работали нумизматы, крыл некий Сашко. Я быстро собрал на него досье, так как в местной милиции все еще корочки КГБ СССР производили впечатление, хоть и не сильно уже большое. Сашко был уголовником, который провел за решеткой времени почти столько же, сколько я на то время жил на этом свете. Он был недалекого ума человек, но с крутым характером и наглостью. Он, в общем-то, небезосновательно считал, что это его время. Его ближайшее окружение – из братков, а ребята, которые положили Николая, малолетняя шушера, которая, насмотревшись фильмов про Железного Арни, качала мышцы по подвалам. Тогда же я познакомился с молодым лейтенантом милиции Арсеном Хамидикяном, который стал моим другом и правой рукой на долгие годы. Это было, когда я пришел в милицию в третий раз. Я поначалу хотел действовать в рамках закона и собрал доказательную базу на всю банду Сашко, даже с письменными показаниями свидетелей, и пришел в милицию, чтобы уже написать заявление на открытие уголовного дела. Майор Петренко, мой старый знакомый, который когда-то отправил меня по этапу восемь лет назад, до сих пор остался майором. Он выслушал меня и сказал:

– Витя, на что ты рассчитываешь? Что я его сейчас упакую и отправлю за решетку? Да его дружки мою семью на полоски порежут, я сейчас не власть, я сейчас говно. Я не приму твоего дела, и если ты его арестуешь, я его отпущу. Но тем не менее я тебе помогу, есть тут у меня один праведник, из молодых. Вот иди к нему, и попробуйте что-то придумать.

И он отвел меня в кабинет к Арсену. Василий Петренко хотел выжить и старался изо всех сил это сделать, хотел сохранить свою минимальную, но должность. Я не винил его, но тогда я понял, что раз нет закона, то я сам могу стать законом. Мы с Арсеном тогда на этой теме и сошлись. Молодой, тренированный, горячий. Он хотел справедливости, а я не мешал этому. Мы с ним вдвоем положили всю верхушку Сашко практически голыми руками. Но потом встал вопрос, а что же с этим делать? Свято место пусто не бывает, и не будет Сашко, придет Мишко или Федько. И, посовещавшись, мы приняли решение, что возглавим сами наш район, ну и постараемся работать по понятиям. Конечно, все эти понятия, все это – хрень, мы пошли против закона, мы убили кучу людей и тешили себя иллюзиями и оправданиями, что это все для порядка. Но тогда было действительно такое время. В свое оправдание могу сказать, что мы старались действительно вести себя максимально в рамках закона. Когда в страну пошел вал наркотиков, мы сначала даже пытались с этим бороться. Но когда поняли, что и с этим мы не сможем справиться в рамках одного небольшого района, мы возглавили и этот процесс. Мне были понятны все основные правила рынка, так как в Пешаваре я научился всем этим тонкостям и принципам очень досконально. Мы выслеживали кустарей, отбирали оборудование и делали предупреждения. Мы вели картотеку всех тех, кто продавал и покупал. В общем, если бы мы работали за границей, КГБ мог бы нами гордиться, но мы работали внутри Украины, хотя мои бойцы стали работать и вне Канева. Я учил их по лучшим традициям того, как учили меня, и держал в жесткой дисциплине. Я все еще питал иллюзии, что когда-нибудь я опять понадоблюсь моей стране. Деньги тогда текли ко мне ручьем, мы ни в чем не нуждались и тратили их как могли. Правда, я тратить особенно и не умел. Я все так же скромно жил в своем доме, который я достроил. Со мной вместе жил Арсен и еще несколько верных мне парней. В 1994 году я смог сделать загранпаспорт и рванул в Пешавар. Не знаю, на что я тогда надеялся, что там меня встретят и вспомнят? Я тогда был горько раздосадован: Зарина вышла замуж повторно и родила еще двоих пацанов. Я понял это сразу, как подошел к нашему дому, по пеленкам и распашонкам разного размера. А чего я хотел? Чтобы она ждала меня тут неизвестно сколько? Я для нее был дай бог если просто труп, а так, возможно, и предатель ее отца или родины. Я стоял около ее двора в раздумьях, куда мне идти. Самое разумное было развернуться, двинуться в сторону аэропорта и поменять билет на более быстрый рейс.

– Виктор Сергеевич, вы тут служили? – спросил меня Арсен.

– Да, Арсен, но тут, видимо, уже другая семья.

И тут калитка распахнулась, и в мои объятия запорхнула Зарина. Она с ужасом смотрела на мое лицо и повторяла:

– Ван, Ван, Ван! Я же тебя похоронила, относила траур, и Фархад сделал мне предложение, я тогда была убита горем и не могла оставаться одна. И отец сказал, чтобы я забыла тебя.

– Ты поступила правильно, Зарина. Если хочешь, мы сейчас заберем всех твоих детей и уедем в Россию.

Она отстранилась от меня и испуганно сказала:

– В Россию? Зачем?

– Я русский, Зарина, я из России.

– Я не поеду в Россию, у меня тут мать, дети, муж. Ты прости меня ради бога, Ван, но я не могу тут все оставить.

Я обнял Зарину еще раз на прощание и, развернувшись, пошел не оглядываясь. Арсен молча шел рядом, он ни слова не понимал из нашего разговора, но смысл его был очевиден. Ну еще мы завернули в место, где я припрятал доллары, и забрал их. У меня был дипломатический паспорт, и мой багаж не досматривали, поэтому я беспрепятственно вывез пять миллионов долларов в Украину.

Дальше дела пошли еще лучше, большинство авторитетов Черкассов, Канева и других соседних регионов полегли кто от алкоголя, кто от наркотиков, а кто от ножей и пуль. За следующие четыре года в нашем округе остались только две влиятельные группировки – это наша и киевская. Столичные были богатыми и хорошо тренированными бойцами, видимо, руководил ими тоже кадровый офицер. Через какое-то время нам забили стрелку на разборку с киевскими. И я, соблюдая все меры предосторожности, повесил метательные ножи под лацканы пиджака и поехал на обозначенное место, то есть на Киевскую трассу. Место встречи было подготовлено заранее, снайпера были расставлены по лучшим традициям разведшколы, это была наша территория, и на ней мы чувствовали себя хорошо.