Внезапно Оливия почувствовала его превосходство. Это было странное, неприятное и очень новое ощущение, но каким-то образом герцог внушил его ей: он поменялся с ней местами, причем не с помощью грубой силы, а с помощью собственного ума. Если она впредь будет уговаривать его выйти из комнаты, то станет частью убийственных намерений.

Марвик сделал так, чтобы Оливия это поняла.

– Не могу сказать, что я поддерживаю убийства, – с усилием произнесла Оливия. Она надеялась, что Господь обратил внимание на эту ее добродетель и добавил ее в качестве противовеса к длинному списку грехов.

Наклонив голову, герцог изучал Оливию. Теперь его глаза носили оттенок глубокого, штормового океана и были слишком умными, чтобы она могла чувствовать себя спокойно рядом с ним.

– А если речь идет не об убийстве, а о справедливости?

Такое ощущение, словно сам дьявол придумал этот тест, чтобы соблазнить ее.

– Убийство – самая худшая форма справедливости из всех возможных. Оно наказывает исполнителя так же, как и его жертву.

– Хотел бы заверить вас, миссис Джонсон, что я не почувствовал бы ни малейших угрызений совести.

Она пристально посмотрела на герцога. Он не отвел глаз, его красиво очерченные губы растянулись в мрачной и простой улыбке.

Несколько скомканных мгновений эта улыбка казалась Оливии прекрасной и необъяснимо соблазнительной. Он превращался во тьму. Марвик светловолос и красив как ангел, но разве не один из самых известных ангелов был тем самым, кто лишился божьей милости?

– Я вас удивил? – спросил герцог. – Прошу простить меня, миссис Джонсон.

Она должна притворяться, что он ее удивил. Куда ужаснее признаться, что она завидует его уверенности, нежеланию испытывать чувство стыда, равнодушию к Господу, к судьбе его души. Каким, должно быть, свободным делает его все это.

В следующий миг Оливия пришла в себя. Он не свободен. Дальше быть от свободы невозможно.

– Я поражена вашей глупостью, – сдавленным голосом проговорила Оливия. – Может, убийство вас и не пугает, но как только вас поймают, будут допрашивать и пытать за него, у вас, без сомнения, появятся неприятные ощущения.

Улыбка на его лице погасла.

– Нет, – сказал герцог. – Это не будет неприятнее, чем… – На его лице промелькнуло ранимое, уязвимое выражение. – …Это.

Оливия понимала, о чем он говорит. Она узнала это чувство. Это было выражение страдающего человека, не способного со спокойным сердцем заглядывать в прошлое и не имеющего надежды на лучшее будущее.

Она отступила от него. Почему он испытывает такие чувства? У него нет на это права. Даже она способна увидеть его путь в будущее. Он же герцог, так что может помешать ему делать то, что он хочет?! Только он сам мешает себе.

– Есть тысяча способов отомстить, не убивая кого-то, – с горечью промолвила Оливия. «Дай мне взглянуть на твои личные папки, и уж я позабочусь об одном из твоих врагов. Дай мне десятую часть своего богатства и двадцатую часть своей власти – и я с легкостью найду собственный путь». – Но ни к одному из них нельзя прибегнуть, сидя, съежившись, у стены.

Марвик задумчиво кивнул.

– Мне бы очень хотелось знать, – проговорил он, – чего вы хотите, миссис Джонсон?

– Что вы имеете в виду? Я ничего не хочу, – помешкав, ответила Оливия.

– С виду – да. Можно подумать, что вы действительно ничего не добиваетесь, смело подходя к опасному человеку. Но вы повторяете попытки снова и снова. Так что я делаю вывод, что вы все же чего-то хотите.

Оливии были не по нраву подобные вопросы. Правда, человек, желающий совершить убийство, вряд ли стал бы тратить время на ленивые размышления такого рода.

– Да разве я смело подходила к вам? Вы по-прежнему весьма пугающе смотрите на меня.

Его губы изогнулись в полуулыбке.

– Давайте выясним это. – Он шагнул к Оливии, и она отскочила назад. – Да, это так, – сказал герцог. – Продолжайте в том же духе.

Оливия не хотела уходить без пистолета. Она не вполне доверяла тому, что он говорил.

– Не думаю… – Герцог все еще двигался по направлению к ней. Оливия, приплясывая, отодвигалась назад. Это становилось привычным и утомительным: он мерился с ней силами – шаг за шагом. – Вообще-то это очень грубо, – сдавленно вымолвила Оливия, – вот так преследовать меня. Я бы хотела, чтобы вы…

Как только она миновала дверной проем, перед ее лицом захлопнулась дверь. А потом заскрежетал засов.

Несколько нелепых мгновений Оливия просто стояла, моргая. Но какое разочарование! Он забыл снова уволить ее!

Она, присев, приложила глаз к замочной скважине. Теперь, когда Оливия раздвинула портьеры и впустила в комнату немного света, подглядывать стало проще. Герцог совершенно неподвижно стоял всего в нескольких футах от нее. Господи, неужели он вновь впал в свое обычное состояние?

Потом он исчез из виду. Но через мгновение Оливия снова увидела его, он держал в руках… книгу! Значит, до этого он осматривал книжные полки. По непонятной причине у Оливии при мысли об этом закружилась голова.

Раскрывая книгу, герцог проговорил, не поднимая головы:

– Ступайте прочь, миссис Джонсон.

Как он догадался, что она за ним подглядывает? Оливия на миг ощутила невольное восхищение. Марвик не просто эрудирован – он наблюдателен. И проницателен. Несмотря на свое умопомешательство.

Она ответила в замочную скважину:

– Эти книги расставлены не по порядку. Я вернусь, чтобы расставить их по алфавиту, хорошо? – А еще для того, чтобы убедиться, что он опять не впал в состояние черной меланхолии. Теперь, когда рядом с ним лежит пистолет.

Герцог не ответил на ее предложение. Повернувшись, он исчез из виду.

– Рада была услышать такое предложение, – язвительно произнесла Оливия.

– Вам здесь платят за работу, мэм, – медленно и утомленно ответил Марвик.

По непонятной причине Оливия улыбнулась.

Разумеется, герцог не открыл дверь, когда Оливия появилась через час, чтобы расставить книги. Но, заглянув в замочную скважину, она увидела, что он все еще среди живых – читает в кресле с подголовником, как цивилизованный человек, и пистолета нигде не видно.

Удовлетворенная, Оливия вернулась вниз, намереваясь раскрыть тайну исчезновения трюфелей. Казалось вполне резонным, что их не брал никто из кухонных работников, – должно быть, это сделал кто-то другой. Попросив Джонза потолковать со слугами, Оливия взяла на себя опрос горничных.

Первой, кого позвали в ее кабинет, оказалась Дорис – похоже, она меньше остальных беспокоится о том, что ее заподозрят в воровстве – или так Оливии просто казалось.