– А это – тебе, – услышал я голос бога, – на память.

Что-то зашипело, раздался вскрик… И вдруг все стихло.

Когда я смог открыть глаза, то увидел Гиеагра. Он лежал навзничь, раскинув руки; его туника была прожжена на груди слева, там, где сердце, и еще дымилась.

Поодаль от Гиеагра я увидел Фаэниру. Без всякого сомнения, она была мертва. Ее лицо превратилось в обугленную головешку.

Если человек всю свою жизнь проводит в поиске подвигов – от скуки ли, от гордыни, или от того и другого вместе, судьба обычно идет ему навстречу. Кто ищет, тот всегда найдет. Вот так и Гиеагр. А уж соперники ему доставались – иной позавидует. Я даже могу считать себя польщенным, что и сам угодил в их число. Правда, до поединка дело так и не дошло. Иначе, наверное, я не узнал бы, как началась эта история для Гиеагра с Мильком.

Но знакомство с этими Непосвященными мне еще предстояло. Как и с Лаитой – но несколько раньше.

Эписанф был растерян и суетлив. Он решительно не мог понять наших эмоций. Лаита – это всего лишь Лаита…

Когда мы не пожелали удовлетвориться таким исчерпывающим объяснением, он все-таки соблаговолил выдавить из себя, что Лаитой зовут рабыню, взятую им с собой в этот долгий и трудный путь. Как это зачем? Очень удобно… Не приходится самому ухаживать за лошадью, стирать одежду, готовить… Лаита, оказывается, великолепно готовит.

– К тринадцатому богу Лаиту, – непреклонно сказал Глаз.

Эписанф кротко заметил, что в сущности примерно туда мы и собираемся – ведь Зеркало богов скрыто в храме Змееносца. Глаз рассвирепел, и мне пришлось его успокаивать. Когда же мне это удалось, я уведомил Эписанфа, что в принципе согласен с Глазом: даже трое слишком много для подобной кампании, а уж четверо – явный перебор. Эписанф (еще более кротко) попросил ни в коей мере не считать Лаиту за члена команды. Ибо с таким же успехом, сказал он, можно включить в нашу группу и лошадь.

– Лошадь не умеет говорить, – мрачно заметил я.

На что Эписанф совершенно непонятно рассмеялся. Будучи несколько не в духе, я довольно раздраженно попросил его разъяснить причину сего неуместного веселья. Варвар с удовольствием разъяснил. Оказывается, он совсем не уверен, что Лаита умеет говорить – за те три года, что она находится у него в услужении, он ни разу не слышал ее голоса. Она расторопна и исполнительна – и при этом не более болтлива, чем кухонная утварь.

Не любящий менять своих убеждений Глаз сказал, что это тем более подозрительно. Я поначалу намеревался его поддержать – хотя бы из солидарности – но вдруг со всей отчетливостью понял, что делать мне это лень. И вообще я слишком долго стою на ногах…

Я сел на землю, прислонившись спиной к пыльным камням стены. Усталость навалилась внезапно, причем такая, что не хотелось совершенно ничего. Разве что спать – всю ночь ведь проговорили. И пожевать чего-нибудь можно было бы. Но спорить точно неохота.

Вот ведь штука какая получается… Как просто и прозрачно рисовалось мне ближайшее будущее, когда я в первый раз увидел Эписанфа. Темный угол, аккуратный удар по затылку, и каждый идет своей дорогой – Эписанф своей, мы с его вещичками своей. Потом Непосвященный сказал пару слов – и все изменилось. Я иду к городской стене с твердым намерением избавить этот мир от слишком много знающего варвара. А что теперь? Теперь мы вместе с варваром собираемся в Проклятые Земли… Скажи мне кто-нибудь об этом еще вчера…

Самое неприятное, что я вовсе не уверен, что хочу отправляться в этот поход. И твердо знаю, что не смогу не отправиться. Это совсем разные вещи. Если бы я мог выбирать, я бы лучше совсем не встречался с Эписанфом, не слушал бы его истории и не подвергался бы соблазну, справиться с которым выше моих сил.

Солнце опять взошло неудачно – на востоке. Вскарабкалось на вершины деревьев и назойливо светило прямо в глаза. Можно было бы сказать, что это я сел неудачно, но думать так мне неохота и позу менять лениво, поэтому я просто прикрыл веки. Так думается даже лучше, а подумать надо. Слишком быстро все как-то, галопом…

Не послать ли все к бесам? Если я откажусь от этой затеи, вне всяких сомнений буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Но в том-то и дело, что эта самая жизнь у меня будет. Не обязательно длинная – не знаю, сколько Скорпион еще сможет терпеть меня на земле, – но будет. Вор редко заканчивает свой земной путь в собственной постели, куда больше шансов принять пропуск в Тень Зодиака из рук равнодушного палача или ретивого стражника. Однако до сих пор мне везло, и я не видел особых причин, чтобы это везение мне изменило в ближайшее время. Еще в детстве слышал я рассказы про разбойника со странным именем Капюшон, а ведь по слухам он со своей бандой и по сей день наводит шорох в лесах Земли стрельцов. У меня, конечно, профиль немного другой, не тот я человек, чтобы одни деревья вокруг себя видеть. И мне бывало приходилось звездным небом укрываться, мох под ребра подкладывая, но чтобы каждую ночь так – нет, простите. Порядочному вору от ближайшей харчевни надолго отлучаться не дело. Хотя в этих самых харчевнях мы под облавы частенько и попадаем. Нет, не дожить тебе до седых волос, Бурдюк-вор…

Тут я понял, что еще немного и начну себя жалеть. А этого я себе не позволял уже полторы дюжины лет. Запретил в тот самый день, когда вор во мне еще не родился, но сын богатого купца уже умер. Был я тогда просто-напросто никем, и от осознания этого тревожного факта проникся к собственной персоне щемящей жалостью. Паскудное я тогда из себя представлял зрелище, ведь не дитя малое, пушок на лице уже пробиваться начал… По счастью, видел меня в этом постыдном состоянии всего один человек… он был первым, кого я убил. Не в тот день, конечно, позже. Но сам на себя я со стороны сумел взглянуть, и злость вытеснила из души слабость. С тех самых пор, как только начинает мне казаться, что злая Судьба отмеряла мне хорошее и плохое на неверных весах, вспомню я того юнца, сопли со слезами по роже размазывающего, – и снова злость, и на душе становится легче.

Судьба… Почему, интересно, на этот раз Судьба именно меня выбрала, чтобы Зеркало богов искать? Нет, как в эту колею Глаз или тем более варвар вписываются – тоже непонятно, но это не мое дело. Над их долей пусть они и размышляют. А вот я почему? Когда Судьба жребий бросает, не верю я, будто она глаза завязывает. Отворачивается – наверное, но нет-нет, да и подглядит ненароком. И рука дрогнет, и кости, значит, не совсем случайно лягут.

Выходит, и на меня они неспроста указали. Есть в этом какой-то смысл, вот только какой – в толк не возьму. Не пойму, чем я это заслужил. Или правильней будет сказать, в чем я провинился? Да, вор, так воров вон сколько. Не самый я среди них жестокий, но и не самый добродетельный. Тот же Капюшон, говорят, бедного человека нипочем не обидит, а я и у нищего пахаря кусок хлеба отниму, если сам голоден буду. Не самый я удачливый, однако и совсем пропащим меня не назовешь. Такие времена, как сейчас, когда последний дзанг тратить приходится, у нас с Глазом бывают нечасто.