— Гениально, — засмеялся Михаил. — И как правдиво, как натурально.

— Жизнь научила, — вздохнула женщина. — Это не твои интеллигентские заграницы. — Здесь каждый день приходится отвоевывать место под солнцем, даже, если это всего лишь место в троллейбусе, магазине или на работе. Потому что все орудуют локтями. С хамами надо говорить на их языке.

— Я знаю, где мы поедим. Здесь был один приличный буфет, я вспомнил, — сказал Михаил.

И они снова сели в лифт.

— Ну, наконец-то, — радостно вздохнул музыкант. — Здесь и запах еды вполне съедобный. Выбирай…

— Ой, нет, — сказала обессиленная Лариса. — Можно, я сяду? — А ты бери, что хочешь. Я всё съем…

Она села за свободный столик. И вскоре Михаил принес два подноса с едой. На них были слоеные пирожки с мясом, кефир, бутерброды с красной икрой и сыром, апельсиновый сок.

— А еще будет черный кофе с лимоном, — сказал мужчина. — Я его позже возьму, чтобы не остыл. — И добавил, — за что пьем?

Он вытянул руку, в которой был стакан с кефиром в сторону Ларисы.

Лариса протянула свой, и они чокнулись.

— Чтобы все были живы и здоровы, — выдохнула она.

Михаил сидел напротив, и ей хорошо были видны красные разводы на его шее там, где ворот рубашки выходил за горловину свитера. Хотя, на лице пятен почти не было видно.

Повинуясь чувству жалости и нежности, она невольно протянула руку к его шее, погладила.

— Не больно? Такой вид, как будто тебя высекли крапивой, — сказала журналистка, виновато опуская глаза.

— Не переживай. Это не больно, просто всё тело очень чесалось. Но я таблеток наглотался. Теперь нормально. Только всё время в сон клонит.

— А когда это всё в норму придет? — поинтересовалась женщина.

— О-о-о, — это теперь только моя любимая мамочка знает, — сказал Михаил. — Чем я быстрее вернусь в Ленинград и начну принимать специальные ванны из чистотела и других трав, которыми она меня лечит… Еще нужна будет строгая диета какое-то время.

— Боже, как мне стыдно, — Лариса закрыла лицо руками, — прости меня, пожалуйста…

— За что?

— За то, что я почти насильно влила в тебя это шампанское.

— Ну, если бы я сам этого не захотел… И потом, я слишком люблю «брют». Это мечта. Сказка… Могу же я себе иногда это позволить?

— И когда ты позволял себе эту сказку в последний раз и с… кем, если не секрет?

— Не секрет, — мужчина улыбнулся. — Четыре года назад на встрече выпускников Ленинградской консерватории.

Лариса вздохнула.

— Да о чем грустить, когда такие очаровательные пальчики напоили меня шампанским, — сказал мужчина и наклонился, чтобы поцеловать женщине руку.

Михаил немного замялся, но всё же спросил:

— Ты вот скажи мне, я ничем тебя не обидел случайно? Понимаешь, если я выпью, то у меня потом жуткий провал в памяти. Я ничего не помню. Расскажи, как всё было…

— Совсем ничего не помнишь?

— Ни бум-бум…

— Всё прекрасно было, — сказала Лариса, подумав, как хорошо, если он не помнит, как она выплясывала и пела на столе народно-хороводную и потом куда-то еще закинула свой бюстгальтер.

— Прекрасно? — воодушевился Михаил.

— Да, кивнула Лариса. — Просто тебе не надо было пить шампанское, но в этом моя вина.

— Про шампанское я уже слышал… А дальше что?

— Потом ты захотел освежиться в душе со мной.

— Да ну… А потом?

— А потом ты уснул. И я не смогла поднять тебя на тахту, поэтому пришлось постелить на ковре. Ну, я же говорю, всё прекрасно было.

— Лорик, по-моему, ты чего-то недоговариваешь. А… остальное?

Лариса беспомощно улыбнулась.

— Чего же еще? Если ты имеешь в виду то, за что Адама и Еву изгнали из рая… то в этом мы с тобой не провинились.

— Ты хочешь сказать…

— Я еще раз хочу сказать, что всё было прекрасно. Великолепно и необыкновенно.

— И это притом, что ничего не было, как ты утверждаешь?

— Ты не представляешь, как я тебе благодарна за всё.

— Такого со мной еще никогда не было, — растерянно и виновато сказал Михаил.

«Просто дуры у тебя такой никогда не было», — подумала про себя Лариса.

А вслух сказала:

— Мишель, ну, перестань. Мне так хорошо, — и она ласково коснулась его руки.

И желая отвлечь его от этой темы, журналистка рассказала ему, как стала свидетельницей «отлова» проституток и как блюститель порядка заинтересовался ее особой.

У Михаила глаза полезли на лоб.

— Их же чему-то учат в этих милицейских школах? Психологии вряд ли, но основам физиономистики хотя бы…

— Так не похожа я на девушку по вызову? — спросила Лариса, — а то и буфетчица нам тоже в валютный бар посоветовала…

Михаил рассмеялся.

— Это, наверное, у нее мечта такая голубая, чтоб кто-нибудь ее туда пригласил. Да кто ж позарится на такую каракатицу…

Лариса тоже засмеялась, и от сердца у нее отлегло: «А, ведь, и правда, не помнит, что сам с утра заикнулся про девушку по вызову».

Лицо Михаила неожиданно погрустнело, даже помрачнело.

— Знаешь, — тихо сказал он, — если я когда-нибудь и уеду из страны, то только вот из-за этого беспробудного хамства. Причем, во всех сферах жизни.

— Уедешь, уедешь, — еще тише, чем Михаил, сказала Лариса, — и тяжело вздохнула. — Ты же видишь, что творится вокруг. Не для таких утонченных натур пианистов всё это…

— При уровне жизни, когда простейшие вещи, как мыло и сахар выдают по талонам, и за хлебом в магазин выстраиваются очереди — и это в самой Москве, — мужчина усмехнулся, — поверь, людям не до классической музыки. С каждым своим возвращением на Родину после заграничных гастролей я всё больше ощущаю свою ненужность здесь. И это ужасно больно.

Лариса молча взяла Михаила за руку.

— Мне еще повезло. Я, как теперь говорят, «попал в обойму», — сказал мужчина. — А вот сколько моих знакомых музыкантов оказалось не у дел. Одни спиваются, другие вынуждены торговать на рынке китайскими товарами…

— Сейчас вся страна пошла торговать на рынок, — с грустью сказала Лариса.

— Особенно обидно за интеллигенцию, которая несколько лет потратила на образование. Спрашивается, зачем?

— Ой, и не говори, — вздохнула Лариса, вспомнив своего знакомого — подававшего надежды молодого физика, и с тревогой спросила, — как думаешь, Мишель, что нас всех ждет?

Мужчина помолчал.