ту сторону участка, где дедушка до сих пор поливал палисадник. Он увидел нас и застыл, открыв рот. Я была уверена, что он смотрит не на меня, а на моего спутника. Дедушка не сказал ни слова. Тень от шляпы скрывала его глаза, но было видно, что он не улыбается как обычно. Шланг в его руке повис, вода выплескивалась на резиновые сапоги. Мужчина махнул дедушке рукой. Тот в ответ потряс кончиком шланга. Дедушка реагирует! Значит, они наверняка родственники. Этот мужчина наверняка брат моего мужа. Нужно ли просить дедушку не говорить никому, что он видел нас вместе? А если он расскажет свекрови? Будто не замечая моей нерешительности, деверь заговорил: «Цикады в этом году как с цепи сорвались. Ужас». Стоило ему это сказать, и в тот же момент, будто по заказу, вокруг нас со всех сторон зазвенели с утроенной силой бурые цикады. «У меня в сарайчике все отлично слышно. Весь этот звон и трескотню. Иногда мне начинает казаться, что я сам превратился в цикаду». Деверь зашагал к калитке. Я посмотрела на дедушку. Он стоял с опущенным шлангом посреди палисадника — какой-то подавленный, похожий на тень. Из шланга продолжала литься вода. «Невестушка, а у тебя не звенит еще в ушах от цикад?» — «Они громко звенят, но я думала, что здесь всегда так…» Деверь хрюкнул от смеха: «Х-ха, ты, небось, думала, в этой глуши иначе и быть не может, да? Но поверь мне, нынешнее лето для них особенное». Я уже пожалела, что не взяла зонтик от солнца или хотя бы панаму. На улице было безлюдно, на участках у домов тоже никого. Как если бы существовал какой-то негласный закон, запрещающий выходить наружу при свете дня. А может, и правда есть такой закон, как знать. Или здесь просто никто не живет? Только я, мой деверь, дедушка и цикады. «…Он как-то не сошелся с местными. Да и вообще, насколько я понимаю, ему никто не нужен. Все время сам по себе. Натурально одинокий волк. Хоть он и не волк на самом деле». Деверь продолжал говорить. Иногда цикады заглушали его голос, но общий смысл сказанного я улавливала.

«А куда смотрит служба отлова животных? Пусть сделают что-нибудь», — сказала я. «Служба отлова? — Деверь уставился на меня, глаза его округлились. — А что она может сделать?» — «Ну… отловить… его». — «Зачем? От него же никакого вреда». Я подумала, что рыть норы, в которые если провалишься, то не выберешься, — это вред, и еще какой. Но поделиться этим соображением я не успела. «Пусть служба отлова лучше бездомными кошками займется. Тут целая стая вокруг дома бродит, причем они думают, что наш сад — это не наш сад, а их лоток с песком. Пару лет назад одна из этих тварей родила котят в нашем гараже и сбежала, бросив их на произвол судьбы! Это вообще как? Очень быстро прилетели вороны, которые почуяли легкую добычу. Мне пришлось целый день стоять у гаража и отгонять ворон от несчастных котят. Кошка эта так и не вернулась, между прочим. Где ее родительская сознательность? Как можно быть такой безответственной? Теперь я гоняю кошек, где бы они мне ни встретились. Уверен, со стороны это выглядит, будто я совсем свихнулся, но от кошек и правда одни неприятности».

«То есть вы хотите сказать, что его просто не замечают?» — «Кого?» — «Ну… э-э… зверя». «А я говорил тебе — его нужно как-то назвать! Впрочем, в любом случае это ничего не изменит. Люди и дальше не будут обращать на твоего зверя никакого внимания. Как знать, может, они вообще его не видят. У людей с этим совсем плохо. А ты как думала, невестушка? Звери, цикады, лужицы растаявшего мороженого на земле, сосед-хикикомори. Похоже, что большинство людей не видят того, чего не хотят видеть. Это и тебя касается. Есть много такого, чего ты тоже не видишь». Когда мы дошли до реки, деверь принялся скакать по дороге из стороны в сторону. Ни один человек в своем уме не стал бы вытворять такое. Возможно, у свекрови и мужа действительно была причина скрывать от меня его существование. «Бедный, бедный зверь, все это время он приходил сюда, и рыл, и копал — один-одинешенек. Я наблюдаю за ним уже много лет, но он совершенно не меняется — не растет и не худеет. Ничего не знаю о его возрасте и понятия не имею, сколько он еще протянет. Он всегда выглядит одинаково. И единственное его занятие — рыть норы и заползать в них, чтобы потом выбраться оттуда и опять повторять все с начала. Может быть, в этом мы с ним немного похожи… То есть я, конечно, слегка постарел, но, вообще, за те двадцать лет, которые прошли с тех пор, как я переехал в свой сарай, ровным счетом ничего не изменилось. Разве что лица девушек на обложках журналов комиксов да выбор готовых закусок и быстрой лапши в нашем комбини. Представляешь, у них теперь есть сычуаньский тофу и лапша быстрого приготовления с момордикой по-окинавски. Правда, в какой-то момент они стали брать деньги за салатную заправку. А вот раньше было бесплатно». Я не знала, что ему ответить. Деверь совсем не потел. Казалось, он вообще не чувствует жары. Лицо было все таким же бледным. Ни намека на загар. Наверное, в его сарае есть кондиционер, иначе бы он там умер от теплового удара. А может, он уже привык к такой погоде. Закончив разговор, деверь стал продвигаться вперед совсем удивительным способом: он прыгал с места как можно дальше, а приземлившись, энергично топал по земле. Я старалась не отставать, но это было непросто.

Когда мы вышли на берег реки, я увидела знакомые заросли. Душный травяной запах наполнил ноздри. Отсюда была видна небольшая, полностью лишенная растительности прибрежная песчаная полоса, усыпанная камнями. Раньше я ее не замечала. Может быть, из-за вчерашнего ливня река казалась более полноводной. Вода в ней совсем не выглядела мутной, даже наоборот. И хотя в непосредственной близости от жилых кварталов редко увидишь в реке прозрачную воду, сегодня — как если бы мы вдруг очутились в верховье реки, у самого ее истока, — вода была чистой, прозрачно-изумрудной. Деверь показал куда-то рукой. В высокой траве я заметила маленькую девочку в желтой панамке. Вот она подскочила, прыгнула в' реку и, поднимая фонтаны брызг, двинулась вниз по течению. Птица, которая вышагивала по воде, поднялась в воздух и улетела. Я