И тут он увидел, как обитатели клиники с диким воем разлетелись по койкам, бросившись к своим телам. Через мгновение длинный коридор огласился стонами и невнятным бормотанием проснувшихся людей. Исчезли все. Они вернулись назад, к себе. Все, кроме него…

Прошла неделя, его тело так и лежит на простыне, не подавая признаков жизни. Синусоиды пульсируют, кровь течет по жилам, сердце бьется, а маленький аппарат не дает ему остановиться. Но помочь ему он не может ничем. Метр. Всего лишь метр… Цель недосягаема, – понял он.

Ты мертвец! Ты подлый труп!

Снова уставился на ничтожное тело. Оно жило странной бессознательной жизнью. Нечто приводило его в движение, заставляя биться сердце, которое разгоняло кровь по артериям и венам, по мельчайшим капиллярам. Нечто заставляло делиться клетки. Его раны и ссадины заживали. Нечто помогло прижиться куску пластика в его бедре. Это “нечто” договорилось с его телом, превратив его… в растение. Теперь он понял, почему таких как он, называют овощем. Бессознательным растением, травой, сорняком. Мозг тут не причем. А если заставить его работать, тело станет животным – бегающим, прыгающим, лающим или рычащим… Стоп. Он не заметил, как такое подумал. Он не понимал, откуда эта мысль возникла в сознании. Но тогда что же нужно, чтобы стать человеком? И чем он отличается от тех двуногих, четырехлапых, двукрылых?… Бред. И тут в памяти всплыли слова идиота по имени Ворчун: “Ты просто животное. Тебе Богом дано уникальное творение, которое называется телом. С его помощью ты можешь практически все, а ты обращаешься с ним, как со столовым прибором”.

Эти нелюди что-то знали, но объяснить не могли… Или не хотели?… Впрочем, сейчас это было неважно. Главное встать, а там будет видно. Но как это сделать? Он неделю убил на это занятие. Беготня по палате, стенам, потолку – все без толку.

И тут он понял – никакое физическое действие не поможет его телу встать, этого недостаточно. Да и не делал он никаких действий, не мог их сделать. Лишь обезумевшая душа металась в отведенных ей границах, бессмысленно и бесполезно. Бессмысленно?… Чего-то не хватает. Чего? Кактус, – опять вспомнил он, – чушь какая-то… Нужно что-то понять. Смогла же Антонина, спустя два месяца, открыть глаза, подняться с ненавистной кровати и снова жить. А он? Чем он хуже ее? Кактус… Допустим… Нужно придать действиям определенный смысл. В этом все дело.

И тут он вспомнил слова девицы со странным именем Юна. Она что-то говорила о смысле: “Должна быть убедительная цель”. Все те, так называемые люди, которых он видел, чего-то хотели. Очень хотели. Значит, нужно захотеть, нужно иметь мотивацию. А чего хотел он?!… Отомстить! Он знал это точно. Встать с больничной койки и уничтожить тех двоих!

От этой мысли его затрясло. Бросил взгляд на обездвиженное тело, посмотрел в лицо, на закрытые веки и на мгновение показалось, что они дрогнули.

Значит, он на верном пути! Пути? Куда? К ним! Он должен увидеть все собственными глазами!

Ночь навалилась на город, закрывая звезды тяжелыми облаками. А он брел по улице, не глядя по сторонам. Ночь была безобразно черна, она придавливала его к асфальту, от которого отсвечивали огоньки светофоров, мигающей рекламы, там выше под крышами мерцали в сумраке окна домов, где пока не уснули полуночники-горожане, еще выше свинцовое небо куполом накрывало все вокруг, превращая мегаполис в гигантский бункер, из которого выхода не было. А где-то скрывалось другое небо, звезды, вселенная, которая жила разумной, кем-то мудро придуманной жизнью. Но все это было так далеко, а здесь оставался только он, тот, который в своем изгнании был совсем один.

Пришел вовремя. Он знал, когда нужно приходить, знал, когда сможет увидеть все. Ночник светил, волшебные фигурки изящно плыли по стенам, потолку, они напоминали облачка, превращаясь в маленькие фигурки, слоники или блестящие рыбки, зайчики или динозавры, вот уже стая диковинных птиц, расправив крылья, взмывала в вышину, а потом опадала белыми снежинками. Все вращалось в дивном хороводе, все здесь было создано для этих двоих.

На стене висит портрет. Мама. Это ее последняя фотография. Она смотрит, улыбается, словно видит его, потом ее взгляд скользит по комнате, становится холодным, но спокойным, мудрым. И снова переводит глаза на него. Что она хочет ему сказать?… На другой стене еще одна фотография – он и она. Эта в изящной рамке. Женщина загорелая, веселая. Обнимает его сзади за плечи, смеется. На него не смотрит. Сказать ничего не хочет. Она занята, не до него. А он сейчас где-то там, в больничной палате, его тело накрыто простыней, он не шевелится, не думает ни о чем, не ведает и не знает, впрочем, ему это ни к чему…

Но он здесь! Он пристально за всем наблюдает, не отводя глаз. Все происходит в его доме. Это его стены, пол, потолок. Его светильник и фигурки, плывущие по стене. Все это принадлежит ему! А тот тип – его подчиненный – слуга, мальчишка на побегушках! Но, главное – эта женщина – она тоже принадлежит ему! Даже ухитрилась не снять обручальное кольцо, и остальные тоже, не убрала фотографии со стены. Эти двое лежат на его кровати. И пока его здесь нет…

Ярость подступила к горлу. Ненависть ослепила глаза. Его начало трясти. Он едва собой владел, а в душе поднималась неведомая субстанция, она была черной, как небо, которое нависло над городом. Становилась все больше, уже заполняла все его существо, давила изнутри, разрывая на части. Стало невероятно жарко, словно глаза налились кровью, и в ослеплении померкли. Почувствовал невероятную силу. Она была незнакомой, удивительной, такого он не испытывал никогда. В этот миг он готов был на все, разорвать этих двоих в клочья, разрушить стены, превратить в пыль дом, улицу, весь этот чертов мир. Но снова глаза мамы. Она пристально на него смотрит, она хочет что-то сказать. Что? Не важно. Не сейчас. Есть вещи, которые ей знать ни к чему. Это его груз. И снова видит этих двоих в его постели. Он на вершине, на пике возбуждения. Он знает, чувствует, что сейчас что-то произойдет. Что? Понимает одно, еще мгновение, и назад дороги не будет. Какой дороги?… Чувствует, что сейчас он находится на самом краю. Чего? Не важно. Но стоит сделать неверное движение – его ждет бездонная пропасть…

И вдруг его тело обмякло. Тело? Он – эфемерное существо, иллюзия, тень. Но уже едва стоял на ногах. Потом свалился на колени, наконец, на спину, едва не провалившись сквозь пол. Что с ним творилось, он не понимал. Стало холодно, больше не трясло, немного знобило, чувствовал, как остатки сил его покидают. Едва не потерял сознание. Как такое возможно? Как можно потерять себя?…

– Только извращенец может наблюдать за тем, как его жену…

Сквозь туман, который застилал взор, увидел над собой улыбающееся лицо Ворчуна.

– Замолчи! – прошептала Юна, которая появилась рядом.

– Нравится? – продолжал Ворчун. Илья задыхался, он не мог вымолвить ни слова, а тот продолжал:

– Интересно, зачем твоя верная возлюбленная, твоя чудесная малышка так кричит? Чтобы выглядеть дороже? Нет, чтобы стоить дороже – так будет вернее. А с тобой она так же…

– Замолчи! – уже закричала Юна, но тот не унимался: