– Было бы забавно поставить тут кроватку рядом с этой – и положить на нее твое немощное тельце. Втроем было бы интереснее, веселее, – и Ворчун залился громким хохотом. Илья почувствовал, словно молния ударила в голову. Он онемел, его парализовало, а Ворчун, словно чувствуя, что с ним происходит, безжалостно, цинично добивал:

– Шведский вариантец!

– Не смей! – с дикой яростью закричала Юна. Ворчун вдруг присмирел, выпучив глаза, с уважением на нее глядя.

– Остановись, я сказала! – повторила Юна, – хватит.

И тишина. Кромешная тишина. А в глазах снова померкло. Казалось, даже те двое в постели притихли.

Илья долго приходил в себя. Наконец, сумел сесть, ничего не соображая. Он покачивался из стороны в сторону, как болванчик. Из груди вырывался тихий стон. Наконец замер, потом спросил, а голос его был едва слышен:

– Что ты тут делаешь?

– Пришла за тобой.

– Зачем?

– Ни к чему тебе видеть это.

– Почему? – равнодушно пробормотал он.

– Нужно во что-то верить.

– Что это сейчас было?

– Ты убиваешь себя. Ты себя стираешь. Еще немного и…

Илья не знал, что девушка имела в виду, а она не продолжала, тогда он перевел взгляд на Ворчуна:

– Этого зачем сюда притащила?

– Наша девочка иногда имеет обыкновение вваливаться в вашу помойку, где ее могут обидеть. Вечер. Охраняю, – ответил тот.

– Понятно. Типо, жонтельмен, – попытался пошутить Илья.

– Это ты “типо”. Я и есть джентльмен.

– Ну да.

– Зачем ты здесь? – воскликнула Юна.

Илья замолчал, задумался. Только сейчас он понял, что пережил за последние минуты, если бы он мог, его стошнило бы. Но теперь в душе поселилась пустота дикая и тупая. Невероятное равнодушие, апатия. Он безразлично бросил взгляд в сторону кровати и отвернулся, словно вынул из груди жабу, скользкую и мокрую, покрытую чешуей и слизью. Но он избавился от нее и теперь чувствовал, что абсолютно свободен. И от фотографии с загорелой женщиной тоже. Только не мог ее снять со стены. Было противно, но спокойно. И куда девалась мужская гордость, он не понимал. Наконец до него дошли слова Юны.

– Зачем я здесь? – повторил он. – Сама говорила – нужно найти убедительный смысл. Хотел посмотреть вон той девке в глаза.

– И не только в глаза, – захихикал Ворчун. – Кстати, ты не ответил на мой инновационный вопрос. Интересно, если бы они положили тебя рядышком, а лучше прямо на их кровати…

– Я сейчас вышибу тебе мозги, – пробормотал Илья.

– Ворчун, молчи! – и Юна посмотрела на Илью – Какой смысл было сюда приходить? Ты же все знал!

– Смысл? Я хочу вернуться, чтобы вышвырнуть ее из своей постели, квартиры, из жизни, забыть навсегда. Потому и пришел.

– И что?

– Что?

– Ты еще здесь? Как видишь – не работает – неубедительно.

– Я должен отомстить!

– Прекрасная цель! Высокая миссия! Ради этого стоило родиться и жить!

– Что же делать? – и он в оцепенении замер.

– Может быть, ты сам придумал себе такую жизнь? – вдруг услышал он. Не понял, кто это произнес, перевел взгляд на фотографию на стене – мама молчала. Посмотрел на Юну, она тоже не говорила ни слова. Голос. Внутренний голос… Он кивнул головой, стряхивая дурман.

– Что за пошлая привычка курить в постели?

Ольга сидела, закутавшись в простыню, выпуская из накрашенного ротика дым. На его реплику она не отреагировала.

– Будешь плохой девочкой, я тебя брошу, – добавил Алексей.

– Ты? – удивилась она, – меня? Это я выброшу сейчас тебя из окна, и будешь лететь вниз головой, вспоминая о последних прекрасных минутах своей жизни. Или ты чем-то недоволен?

Она затушила сигарету, отставила пепельницу и сбросила с себя простыню. Алексей замолчал, и с сытой улыбкой на нее уставился.

– Я не слышу? – повторила она.

– Ладно, дыми, пока я добрый. Кстати, чуть не забыл, хотел тебе сказать… Если тебе будут звонить из… ну, скажем, каких-нибудь органов – налоговой или пенсионного. Не важно – откуда. Отвечай одно – муж болен, ничего не знаю.

– А почему мне должны звонить? – удивилась она.

– Потому что скоро квартал, и я больше не буду сдавать липу. Липа мне надоела!

– Что это значит?

– То, что я открыл фирму… другую фирму. И теперь буду цивилизованно вести дело.

– На кого ее записал?

– Естественно, на себя.

– Ты открыл свое дело? Рада за тебя. А как же наша фирма?

– Сольем. Со временем все устаканится. Главное, отвечай, как я тебе сказал. А с тебя спроса нет.

– А как же наши клиенты?

– Клиентов я уже перевел на эту фирму. Им все равно, кому платить. Обычная практика.

– Ты увел дело у Ильи? Ты в своем уме?

– Зачем же? Встанет, будем работать, как и прежде.

– Так работай сейчас, как прежде.

– Это невозможно – без печати, без права подписи.

– Давай оформим все на меня, я законная жена.

– Жена? – улыбнулся он и провел пальцем по ее губам, – да, законная. Нет, не будем. Хлопотное это дело.

– Но так неправильно. Ты что-то не то делаешь, Алексей, тебе не кажется?

– Это не ко мне.

– А к кому?

– К твоему мужу. Спросишь у него? – и улыбнулся.

– М-да. Спрошу, – прошептала Ольга, снова потянувшись за пачкой сигарет. – А деньги? – встрепенулась она.

– Будут тебе деньги. Разберемся…. И хватит курить в постели! – засмеялся Алексей, он выхватил у нее сигарету, и повалил женщину на кровать…

– Пойдем отсюда! – воскликнул Илья, вскакивая.

– Пойдем, – живо отозвалась Юна. И они направились к входной двери.

Тут девушка остановилась, обернулась.

– Я сейчас!

Она пробежала назад в спальню и вдруг пепельница, полная окурков, описав дугу, полетела в фотографию с влюбленной парочкой. Стекло треснуло, рамка с грохотом упала на пол и раскололась. В следующее мгновение ночник, испустив последний серпантин волшебных зверюшек, наклонился и повалился следом за окурками и прочим битым хламом, мгновение и он разбился вдребезги. А в темноте были видны, вскочившие с кровати, две изумленные фигуры. Они замерли в нелепых позах и не шевелились…

Очень скоро эта троица уже мчалась по улицам города.

– Юна, девочка, хулиганить нельзя, – воскликнул Ворчун, – ты забыла, нам это запрещено.