– Русла-а-ан… – шепчет, когда я отрываюсь от нее и встаю. Она почти на грани, нужно немного отступить. Придерживаю ее дрожащие плечи, нахожу подбородок и нежно касаюсь губ. Она стонет, дышит мне в рот с мольбой в каждом вдохе, хватает губами воздух от желания, но я не спешу. Тянусь к крану и, прижав девушку к стене собой, открываю его. Первая холодная вода проливается на мою спину, а Агата вдруг смеется и шепчет: – Ты не разделся, дурачок.

– У меня перегрев. Нужно остыть. Дурочка.

– Зачем? – искренне интересуется, а я прижимаю лоб к ее лбу и наслаждаюсь потоками воды, что сплетают нас в одно целое.

– Чтобы не испугать тебя еще больше.

Когда Руслан ласкает меня, я не могу нормально соображать. То ли толком не проснулась, то ли мои чувства играют злую шутку. Поддаюсь ему в который раз, верю и таю. Разрешаю вести себя и руководить моим телом. Он будто лепит меня под себя. Ненавижу его за это. Но сейчас он такой… Такой… Как тогда, в ту ночь. И даже легкое головокружение и голод не отрезвляют, напротив, бросают в его объятия, заставляют подчиниться.

А если Руслан врет? А если издевается?

Да и вечно так не будет. Он вспомнит, и я отвечу за все. Придется вернуться к плану и идти по задуманному пути. Ломать и его, и себя. И в будущем узнать, кто сломается первым.

Вчера Коршунов отзванивался. Завралась я прилично, но хорошо хоть Егор поддержал и подтвердил мои слова. Мол, мы в загородном доме, Рус подписал договор, и процесс пошел. Времени на все богатый ублюдок дал три месяца. Или контракт аннулируется, и мои деньги сгорят. А они мне очень нужны, я не отступлю теперь.

Если бы Руслан почитал договор, он бы послал меня. И у него еще будет такая возможность.

Когда он внезапно обрывает ласку и поднимается во весь рост, я едва не вскрикиваю от разочарования. Пальцы тянуться за ним неосознанно, но мужчина приостанавливает меня, сдерживает, прижимает ладони к своей груди.

Ледяная вода лишь брызгами достает до меня, весь поток падает на широкую спину мужчины.

– Мне нужно остыть, – хрипит Руслан и прижимается ко мне лбом. С его губ слетает тяжелый выдох, заставляющий меня багроветь от стыда. Он такой обжигающе-красивый, даже с повязкой. Мне хочется сблизиться, позволить ему больше, позволить пробраться в мою глубину, чтобы запомнить эти минуты и навечно в себе их записать, пока есть возможность. Другого такого времени у меня не будет.

– Зачем? – шепчу.

– Чтобы не испугать тебя еще больше.

Это точно не Коршун. В нем словно что-то сломалось после аварии, или он искусный актер, круче меня, и решил изменить тактику боя.

Я сумасшедшая, знаю. Пожалею потом тысячу раз, но сейчас, подчиненная порывом и вожделением, приседаю под рассеянную воду и стягиваю брюки Руслана вниз, высвобождая его. Любуюсь его каменным возбуждением и жаждой по мне. Такое ведь не подделаешь. Он хочет меня. Почему, как, не знаю, но остаюсь для него желанной. Даже без памяти и зрения.

Аверин сказал, что показания хорошие, сосуды очистились, отеки сошли, но точных прогнозов дать не может. Руслан будто сам не хочет помнить и видеть. Но эти мысли я не озвучивала, потому что они слишком нелепые.

Горько, что он сейчас такой, практически сломанный, беспомощный, но и радостно, что могу урвать капельку своего неправильного счастья.

А еще я завидую ему. Я тоже хочу все забыть. И отца, и Коршунова, и Руслана. Всех их вместе. И никогда не испытывать боли и унижения. Не позволять другим перебрасывать себя через коленку, чтобы сломать позвоночник.

Возможно, осознание, что все быстро закончится, и толкает меня на безумство.

Провожу пальцами вдоль перекрученных вен на налитом члене, нежно касаюсь головки и слышу над головой скрипучий выдох. Рус застывает в ожидании, приоткрыв губы, дышит часто-часто, поднимая высоко грудь. Его ладони выбираются из моих волос, приклеиваются на стену, отчего я оказываюсь будто под навесом. Большим, перетянутым мышцами и сверкающей от воды кожей.

– Ага-ата… – срывается-слетает с его губ. – Ага-а-ата...

Я дрожу от страха, потому что никогда этого не делала. Но решаюсь, и прикрытые бинтом глаза Руса делают меня смелее. Иначе бы я не решилась. Приблизиться, чуть качнуться на ногах, опуститься на пятки, встать перед ним на колени. Наверное, это безмолвная просьба простить меня за все, что я Руслану сделала. Пусть не по своей воле, но в документе стоит моя подпись, в том числе и согласие об искушении, сексе, легком, жестком или насильном. Любом. Я дала согласие!

Не ради себя, ради денег. Когда подписывала ту бумагу, когда тряслась от ужаса. Понимала, что отступить – значит, отказаться от помощи и шанса для Славки. Это было добровольное рабство, и если бы несколько лет назад кто-то мне сказал, что со мной такое будет, я бы позволила отцу меня убить. Тогда, зимой, когда… Позволила бы, не защищаясь бы из последних сил.

И сейчас, как и перед тем, как поставить закорючку чернилами в договоре, я втягиваю воздух через нос и прикрываю глаза. Я смогу.

Только после выдоха приоткрываю губы и, склонившись немного, провожу языком вверх, плашмя. Капельки воды попадают на лицо, теплые ленты оглаживают грудь и спину. Но не успокаивают, а щекочут, ласкают, распаляют сильнее. И я накрываю губами его полностью. От пряного вкуса между ног будто лопается пружина. Сжимаюсь, помогаю себе руками, придерживаюсь одной за сильные мужские бедра, второй перехватываю каменный ствол. Обведя языком вокруг, нахожу щель и, приласкав ее, снова захватываю целиком. Он едва помещается во рту, подрагивает, а сверху летит-припечатывает темечко сдавленный стон.

– Стой, – хрипит Руслан и внезапно тянет меня  вверх за плечи. Вбивает в стену, развернув нас по оси. Вода меняет направление, ослепляет, волосы липкими прядями падают на глаза. Упругие губы находят мой рот. Язык, не спрашивая дозволения, проскальзывает между зубов и сплетает мои нервы и дыхание в мощный ураган страсти.

Когда все тело не просто горит, а пульсирует от поцелуев и прикосновений, Руслан забирается ладонью между ног, раздвигает их и, массируя стеночки, вводит в меня два пальца. Плавно, но настойчиво.

Я бьюсь в его объятиях, как мотылек за стеклом. Затылок гудит, грудь разрывается от криков, которые я сдерживаю за сцепленными зубами, живот стягивает тугой пружиной, что способна выбить меня из реальности.

Он не щадит меня, знает, что делает. Растягивает, плавно вталкиваясь до основания пальцев, а затем ускоряет движения и приостанавливается, стоит мне подойти к краю.

Не могу. Еще одно движение внутри нее, и разорвусь на части. В висках слабо пульсирует, перед глазами дрожит подлая темнота. Стягиваю повязку, все равно нужно сменить ее, а вчера Аверин говорил, что можно уже не носить. Веки тяжелые, не чувствую разницы, открыты глаза или закрыты, разве что меняется оттенок мрака.