— Это у меня хроническое — обязательно должна быть первой. Обычно у меня получается.

— Вам, наверное, было бы проще приехать в четверг.

— Книжный автобус, — сказали они в один голос и рассмеялись.

— И часто у Анжелики кошмары? — спросила Тони уже серьезно. — А у вас?

Веселые искорки в глазах Гаррета погасли.

— Сейчас реже. Раньше это было каждую ночь. В последнее время где-то раз в две недели.

— А у вас?

— Какое-то время не было ни разу.

— И вы оба видите одно и то же?

— По-моему, да. У нас с братом так было. У близнецов это бывает. А Анжелика, она… у нее дар ясновидения.

— Ясновидения? А точнее?

— Она видит то, чего не видим мы с вами. Не сказал бы, что она умеет предсказывать будущее, скорее, у нее очень сильно развита интуиция, которая позволяет ей предугадывать события.

— Она сказала, что разговаривает со своей матерью…

Гаррет выжидательно посмотрел на Тони.

— И что та ей отвечает. Она даже хотела спросить у нее, как готовить курицу.

— Ради всего святого, почему вы ей не дали этого сделать?

Оба прыснули со смеху.

Тони еще никогда и ни с кем не смеялась так естественно. Она и не думала, что можно вот так «совпасть» с каким-то человеком. Ну, может быть, с мамой.

— Я один раз взял Анжелику с собой в экспедицию, — заговорил Гаррет. — Так она вывела нас как раз туда, где был пропавший турист. Якобы она что-то слышала.

Ты не уедешь. Эти слова раздались у Тони в ушах так отчетливо, словно Анжелика произнесла их сейчас в кухне. Голос прозвучал с такой убежденностью…

Тони поежилась.

— Лучше допивайте какао и идите спать — у вас очень усталый вид.

— Вам тоже рано вставать. Расскажите мне о курсах, что вы там делаете?

— Разное. С нынешней группой начнем с азов — с ориентации на местности, с чтения карты и компаса. Потом кое-что о первой помощи, о выживании в условиях зимы. И в конце — стандартное восхождение и тренировка подъема и спуска носилок на веревках.

Тони нравилось его слушать. Мир, где он чувствует себя так уверенно и свободно, просто замечателен. Все, что связано с ним, замечательно. Господи, как хорошо сидеть вот так, чувствовать, как по всему телу разливается тепло от горячего какао, от печки пышет жаром, а в ушах звучит его голос.

— Надо идти спать, — закончил Гаррет.

Порознь, мысленно добавила Тони.

— Да, надо бы.

Ни один не двинулся с места.

Он сделал это первым. Но не встал и не пошел к выходу, а наклонился к ней.

Какая глупость.

Их губы встретились…

— Спасибо за ужин, — сказал он хрипло.

Тони, превозмогая внутренний трепет, приняла прикосновение его прохладных губ. И отстранилась.

— Спасибо за какао, — сказала она.

Встань и иди. Но не встала и не ушла. И он тоже.

— Спасибо за то, что сидели сегодня с Анджи. — И он поцеловал ее еще раз.

Тони почувствовала, что у нее кружится голова.

— И за то, что прибежали к ней, когда она плакала, — сказал Гаррет, понижая голос. И тут самообладание ему изменило. Тони поняла это, когда его губы впились ей в рот так, словно он не собирался ее больше отпускать. Никогда.

Ты не уедешь. Никогда. Тони вскочила, озираясь по сторонам.

— Что?

— Мне показалось, что Анжелика проснулась.

Гаррет прислушался. Он снова выглядел таким же сдержанным, как раньше.

— Уже очень поздно, — сказал он, поднимаясь.

За ним встала и Тони, стараясь смотреть куда угодно, только не на его губы, и тщетно борясь с невыносимым желанием, волнами накатывавшим на нее.

Это был истинный голод. За все эти годы — ни одного увлечения, ни одной связи. Вот откуда эта чудовищная вспышка страсти.

— Прошу прощения, — тихо заговорил Гаррет. — Просто уже поздно, я устал. И потерял голову.

— Да. Я тоже.

— С такой женщиной, как вы, потерять голову ничего не стоит.

— Тут один странный тип предложил мне пошептаться с ним наедине. — У нее на лице появилась пренебрежительная гримаска.

— Ничего удивительного.

— Гаррет, вы, я, мы…

— Не можем. Я знаю.

Да что он знает?!

— Вы уезжаете, — мягко произнес он, — а я остаюсь здесь, и Анжелика не может быть одновременно в моем мире и в вашем.

Вот так, яснее не скажешь. Да и могло ли быть иначе?

— Нельзя не признать, вы очень рациональны, — заметила она.

— Логичен.

— Пожалуйста, поцелуй меня.

— Тони…

— Просто на память. Я потом долго-долго буду вспоминать.

И он поцеловал ее. Такой поцелуй вспоминают всю жизнь.

Он жег огнем, он был страстен, и в нем было что-то суровое и пугающее.

Тони отстранилась и увидела в потемневших глазах то, что испытывала сама, — неодолимое желание.

С коротким вскриком она бросилась к себе в комнату, захлопнула дверь и разрыдалась, без сил навалившись на нее.

Как глупо! Пора бы знать, что сувениры — это то, что оставляют на последний момент перед отъездом, иначе они очень обременительны. Вот так, под влиянием минутного порыва, можно испортить себе жизнь.

Поцелуй у самолета, если он повезет ее в аэропорт. Или на автобусной остановке. Быстро-быстро — и прощай. Вот как нужно было!

Это ж надо — попросить поцеловать, когда впереди еще не один день.

Теперь при одном взгляде на него ей вспомнится вкус этого поцелуя и как в ней будто что-то развернулось и, словно легкий шелк, подхваченный ветром, взметнулось вверх, обретая собственную жизнь.

У него есть школа спасателей, напомнила она себе, залезая в постель и поеживаясь от холода при мысли, что им не быть вместе.

Тони вытерла мокрые от слез щеки. В душе царило полное смятение, какое не посещало ее с того самого дня семь лет назад, когда она после смерти матери поклялась себе, что больше никого не полюбит — слишком больно терять тех, кого любишь.

Тони закрыла глаза, хотя, скорее всего, ей сегодня не заснуть. Но вспомнилась мать, которую она так любила. Тони пригрелась и в конце концов крепко уснула. Проснулась она, лишь когда хлопнула входная дверь, сообщив ей, что Гаррет ушел на работу.

Берта Малмаран оказалась полковником запаса и при первой же встрече потребовала без обиняков, чтобы к ней обращались как к полковнику. Она была коренастая, приземистая, с мужскими чертами лица.