Я сходила в кладовку, взяла кассету и бросила ему. Он вынул ее из коробки и поставил в магнитофон. Фильм начался: под мрачные звуки скрипок пошли титры. Несколько секунд картинка была размытой, но прояснилась, когда вдалеке показался космический корабль Рипли – белая точечка среди темноты.

Тэйлор подполз на коленях к дивану, сел на него и вытянулся. Я вернулась в свое кресло. Где-то в глубине души мне хотелось быть вежливой и объяснить парню, почему я с ним так резка, но я запрятала это желание поглубже – туда, где хранила свое старое «я». Для меня-новой объяснения и извинения были пустой тратой времени. Смотреть вперед и ни о чем не вспоминать – других стремлений у меня не осталось. И я изо всех сил старалась, чтобы во мне ни при каких обстоятельствах не возникали и не всплывали на поверхность чувства к кому бы то ни было.

Тэйлор поднял край футболки и поправил на себе шорты. Теперь темно-синяя ткань ему не давила. Я закатила глаза. Он не заметил. Подперев голову рукой, он не отрывал глаз от экрана.

Когда корабль спасателей потерпел крушение и Рипли стала извиняться перед Ньют, Тэйлор переложил наши джинсы в сушилку, а в стиральную машину загрузил новую порцию белья. Вернувшись на диван, он повторил реплику девочки, очень точно передав британское произношение. Я усмехнулась, но Тэйлор не обратил на это внимания и до конца фильма ничего больше не сказал.

Веки у меня потяжелели: долгий субботний день, проведенный на ногах, не прошел бесследно.

– Ты права, – произнес Тэйлор, вставая. – Это классика.

– Думаю, джинсы нескоро высохнут.

Он открыл дверцу сушилки и проверил:

– Ага. Мокрые пока.

Тэйлор запустил сушку еще раз и снова растянулся на диване. Моргнув два раза, он закрыл глаза.

– Не надо здесь спать, – сказала я.

– Ладно. А если я засну случайно?

– Не засыпай.

Он покачал головой, не открывая глаз:

– Вообще-то, я и твое белье тоже стираю. Могла бы дать мне вздремнуть в промежутках.

– Скоро я сама собираюсь ложиться. Ты не можешь находиться здесь, когда я сплю.

– Почему?

– Я до сих пор еще не совсем уверена, что ты не маньяк.

– То есть, по-твоему, я намереваюсь тебя убить, но сначала решил посмотреть вместе с тобой кино? Не хотелось бы тебя огорчать, Лига Плюща, но мне не нужно дожидаться, пока ты уснешь, чтобы тебя одолеть. Ты, конечно, свирепая, но мышечная масса у меня как минимум на пятьдесят фунтов мощнее.

– Допустим. И все-таки тебе здесь оставаться нельзя. Даже если ты не насильник, это не значит, что ты не собираешься обчистить мою квартиру.

Тэйлор скептически на меня посмотрел:

– Извини, но твоя допотопная техника мне ни к чему. Дома у меня обалденный плоский телевизор с диагональю семьдесят два дюйма.

– А дом где? В Эстес-Парке?

– Да. Я думал переехать сюда, но почти все мои друзья и один из братьев там. Кое-кто в Форт-Коллинзе. А по работе я часто оказываюсь в этих местах.

– Твой брат живет в Эстесе?

– Да, – Тэйлор потянулся. – Мы привыкли поддерживать связь. Другие два брата в Иллинойсе, а еще один в Сан-Диего.

– Ты часто ездишь домой? – спросила я, подумав.

– Когда получается. Между сезонами пожаров.

– То есть после октября?

– Да. На День благодарения, Рождество, дни рождения. Младший братишка прошлой весной неожиданно женился. Вторую свадьбу – как полагается: с мальчишником и всем остальным – хотят устроить на годовщину. Туда я поеду обязательно.

– А зачем?

– Зачем вторая свадьба? Видимо, на первую не пригласили невестину подругу, и она разобиделась.

– Значит… Твой университет там же, где ты окончил школу?

– Да, Фэйлин. Какое оскорбление ты для меня в связи с этим придумаешь?

– Никакого. По-моему, это удобно – учиться в своем городе. Чувствуешь себя в колледже как в старших классах, только правил меньше.

– А разве не в любом университете так?

– Я училась в Дартмуте. Там не так.

– Заткнись.

С чувством удовлетворения от нашего обмена любезностями я прислонилась щекой к ручке кресла. Тэйлор стал тыкать в телефон, а я расслабилась, как будто была закутана в тяжелое невидимое одеяло.

* * *

Меня разбудил льющийся в окна солнечный свет. Было ощущение, будто за время сна мне в рот написала кошка.

– Привет! – сказал Тэйлор. Он сидел в середине дивана среди стопок сложенной одежды. – Тебе сегодня надо на работу?

– А? – Я приняла вертикальное положение.

– Ты по воскресеньям работаешь?

– На этой неделе нет, – сонно пробормотала я. – У меня выходной.

Вдруг мой мозг наконец включился и я, моргая, уставилась на парня, перебирающего мое нижнее белье.

– Почему ты до сих пор здесь?

– Загрузил в машину оставшиеся вещи и уснул. Правда, ты меня несколько раз будила. Ты всегда так плохо спишь?

– Что?

Тэйлор задумался:

– Тебе снилась какая-то дрянь. Ты кричала.

В этой квартире меня крайне редко мучили кошмары. Не то что в Дартмуте. Рошель, моя соседка по комнате, постоянно вспоминала, как однажды я перепугала ее среди ночи.

Я посмотрела на кусочек хлопчатобумажной ткани, который Тэйлор держал в руках.

– Положи мои трусы. Сейчас же.

Тэйлор бросил их к остальному белью. В основном это были пестрые тряпочки, купленные в дешевых магазинах. Резинки кое-где отпоролись и размахрились.

– Это последняя партия. – Тэйлор указал на корзину, которую держал между лодыжек. – Носки и трусы.

– О боже! – воскликнула я, хватаясь за лицо. – Из-за тебя мне придется пройти тропой позора перед всеми моими друзьями и клиентами!

Тэйлор встал:

– А задней двери нет?

– Чак и парни тебя увидят.

– Во сколько они открываются по воскресеньям?

– Чак с Федрой в кафе почти всегда. От рассвета до заката.

– Как же тебе удается сохранять свою личную жизнь в тайне?

Я сдула челку с лица:

– До сих пор это не было мне нужно.

– Сейчас мы все уладим. Я знаю, что делать.

Со своей корзиной, доверху заполненной стираным бельем, Тэйлор направился к выходу, махнув мне, чтобы я шла за ним. Спустившись по лестнице, мы предстали перед всеми сотрудниками «Пилы», а также перед пенсионерами, зашедшими выпить по чашечке кофе, несколькими горожанами с детьми и компанией туристов. Кёрби и Ханна застыли на месте. Заметив, что они куда-то пялятся, Федра резко обернулась и разинула рот. Громкий гул голосов внезапно стих. Тогда Тэйлор прокашлялся и объявил: