Как в театре, разыгрывал страсть

И мечтал о другой, пригожей.

Ну а, если не только мечтал, —

Это вовсе моё уж дело:

С кем я спалили, может, не спал…

Я не пойман, а ты «загудела».

* * *

Не любите – не жалейте:

Мукою доброты

Подменять не смейте

Ваши секс-мечты.

Так сухое дерево

Ветвями вразмах

Грудью в небо тянется,

А корнями в прах.

Лучше одиночество,

Чем семья-мираж,

Нелюбови зодчество

И сердечных краж.

Мой смертный враг, не радуйся ещё,

Злорадной «негою томимый»:

Наказан будешь палачом,

Не пролетит тебя он мимо.

Испепелит он в прах тебя,

И уничтожит вражье племя…

С ним хорошо знаком и я…

Страшусь… Ведь имя ему – Время.

Иосиф Александрович, жуть со стыдом!

Сразу видно – из «тунеядцев».

Не удосужились, видно, том

Анри Бергсона в руки взять-то.

Знал это всяк трудовик и повеса,

Каждая бл…дь это подтверждала:

Длительность ценна, а не словеса —

Вам же поэзия всё дополняла.

Я, дурачина, тоже Вам верил,

Но (правда, здорово опоздавши)

Кликнул на Бергсона в интернете —

И обомлел, чуть его почитавши.

«Жид, жид, жид

По верёвочке бежит…»

Кому это они пели?.. Этому рыжему пацану, Мишке, кажется. Из частного дома в начале (или в конце?) улицы. Улица имени летчика… Мне они такого не пели. Они называли меня «рабочий жид», так как я, в отличие от того рыжего, был из бедняков. Классовая солидарность… Жлобья… Но я тоже бежал по верёвочке… И сейчас бегу.

Интересно, что я вообще помню с самого раннего возраста?..

Какие-то серо-коричневые эпизоды и глухие звуки…

Вот мама плачет на базаре, и – голос в репродукторе: «…виссарионович…»

Беспричинная моя злоба, кирпич у меня в руке, кровь из головы высокого мальчика…

Навозная тачка и я в ней, нагоняй и купание…

Маленькая злобная собака, вечно бросавшаяся на меня, когда я шёл из школы домой…

Вот я закапываю в землю свой блокнотик с двойкой по поведению…

Вот гонится за мной Милька, которого подговорили пацаны с улицы имени лётчика…

Всё плохое. Из хорошего – только шелковица и зелёные (несозревшие) абрикосы.

Да, вот ещё что. Очень любил созерцать. Например, сидеть под нежарким солнцем во дворе дома и наблюдать за суетящимся муравьём. Просто наблюдать. Не мешая ему.

Надо что-то решать. Смешно, но у меня, также как и у Гамлета, есть всего два варианта: один – быть, другой – не быть. «Не быть» избавляет от всех мук: и душевных и телесных. Но…

Мысль, что я не увижу больше никогда мою Эльчуню, а она, может быть, будет ждать меня, надеяться на мой приход – невыносима…

И враги мои будут рады: добьются наиболее желаемого…

Да и почитав в интернете о самодельных способах покидания этого мира, я пришёл в ужас от их болезненности и уродливости. Не столько страшно небытие, как сам переход от жизни к нему…

Мой бедный папа, он был храбрый человек…

Остаётся эвтаназия. Однако опять же из интернета выяснилось, что она недостижима, так как слишком много нужно условий (в том числе денег), чтобы её сделали. Даже, например, в Нидерландах. Конечно, если подумать хорошо, можно придумать что-то наподобие самодельной эвтаназии…

Но Элечка моя?!

Был у психотерапевта. Расспрашивал меня подробно. Даже адреса родственников. Можно подумать – это поможет. Назначил мне ещё встречу…

Веду я эти записи уже давно. Что меня заставляет это делать – не знаю. И на дневник не похоже: просто фиксация мыслей и чувств, даже в стихах иногда. Для записей использую всё: блокноты, тетради, листы и кусочки бумаги или картона. Теперь этого бумажного добра накопилось довольно много. Буду «сводить» в один файл.

Опять «радионяня»: «Карфаген должен быть разрушен. Карфаген должен быть разрушен. Карфаген должен быть разрушен…» Сколько можно кодировать?! Давно надо было разбомбить эти иранские центрифуги… Хотя это не так-то просто… Можно только вспомнить, что Катон умер, так и не увидев желаемого…

Тоска хамсинная…

Ктан-ктана[6] страна моя другая,

Мало в ней лесов полей и рек.

Я другой такой страны не знаю,

Где так плохо ездит человек.

Над страной опять хамсин[7]завеет,

С каждым днём всё гадостнее жить,

И никто на свете не умеет

Лучше нас соседям насолить.

Но сурово брови мы насупим,

Если враг захочет Русалим.

Какневесту, мы его голубим —

Отберут – носами засопим.

Нечто странное произошло недавно… Что это было?.. Вот посмотрю на фотографии сынули, закрою глаза и вспомню… Белая дорога уходящая ввысь… А потом до меня дошло, что вовсе и не дорога это, – а свет. Точнее, луч света. Такой густоты, что, казалось, можно было ступить на него и дойти до неба… Да-да… Потом луч вдруг заговорил:

– Мы – бозонная цивилизация. Ваша – на низком уровне. Хотим вам помочь…

«Сериалы» мне показывали.

В одном из них был Моше… Он ещё остановился, от неизвестно откуда взявшейся белой дороги, и упал, поскользнувшись на финике… Белая дорога-луч уходящая ввысь… Потом Моше поскользнулся и упал второй раз, когда этот луч ещё и начал говорить:

– Я Бог отца твоего…

Тот придурочный фараон сидел с выпученными от удивления глазами, когда Моше гулким от напряжения голосом повторял слова, нашептанные ему белым лучом… Видел я, как Моше плачет, разбив скрижали, и тащится опять наверх, как пытается объяснить лучу, что всё это бесполезно, и идёт вниз с новыми скрижалями. Видел пустыню, грязь, кровь, голод, разврат, опять луч и Моше. Как вновь он плачет и говорит, что всё тщетно… Как вышли к реке… Увидел, что остался Моше один-одинёшенек и по появившейся сверху луч дороге уходит в подмигивающие небеса…