– Расследую.

– Сложное?

– И да, и нет. Отравление грибами.

– Серьезно? А отравление грибами теперь нужно расследовать?

– Понимаешь, Андрюш, грибы ели двое, один умер, второй жив-здоров, даже не пропоносил. Подозрительно?

– О! Еще как! И что там вырисовывается?

– Пока ничего, разрабатываю близких друзей и родственников умершего.

– Понятно. Ну, ладно. Узнаю все – позвоню. Давай!..

– Счастливо!

Я положила трубку. Так, хорошо, что Мельников быстро согласился помочь мне, не пришлось долго его уламывать. А пока он добывает для меня сведения, съезжу-ка я на дачу еще раз, поговорю с соседями. Может, кто-то что-то и видел. Я приняла душ, оделась и спустилась во двор. Моя боевая подруга стояла, готовая в любую минуту рвануть с места. Я села в машину и поехала на дачу Виктора.

Я поставила свою «девятку» в тени, около забора, чтобы она не мешала проезжать другим машинам. Напротив тоже была дача, примерно такая же, как у Виктора: деревянная, двухэтажная. Только забор поновее, а дом выкрашен в желто-голубые цвета. На калитке висела железная болванка и крышка от старой кастрюли. Я взялась за болванку и постучала ею о крышку. Раздался неприятный звук. Я подождала некоторое время и постучала еще раз.

– Иду, иду!

Я посмотрела в щель между досок. К калитке от дома быстрым шагом шла пожилая женщина. Вскоре калитка распахнулась, и женщина посмотрела на меня снизу вверх:

– Вы нашли мою собачку?

– Нет. Я по другому вопросу.

– А вы кто?

– Меня зовут Татьяна, я – частный детектив. Можно поговорить с вами?

– Поговорить? О чем?

– Вы знаете о том, что ваш сосед Виктор Чайников умер?

– Да, конечно, мы все просто в шоке! Надо же, в свой день рождения!

– Вот об этом я и хотела поговорить. К вам можно?

– А, да! Заходите.

Я прошла в калитку, женщина закрыла ее на крючок, и мы пошли к дому. Хозяйка была невысокой худощавой женщиной лет шестидесяти, в летнем сарафане и старых шлепках. На голове у нее красовалась шляпа с широкими полями.

– Вас как зовут? – спросила я.

– Нина Михайловна, – сказала женщина.

– Вы здесь живете?

– Да. Я на пенсии, что мне в городе делать? В моей квартире живут сын со своей женой и внук. Так я, чтоб им не мешать… сюда садитесь, в тенек… чтоб им, значит, не мешать, здесь живу, а они ко мне на выходные приезжают.

Мы сели на скамейке около крыльца, в тени большой старой груши.

– Припомните, пожалуйста, второго августа вы были на даче?

– Конечно, а где мне еще быть! И я, и сноха моя, и сын, и внук. Мы все здесь были, мои только вечером уехали, часов в семь, как жара начала спадать. Им ведь в понедельник на работу, а внуку в садик.

– Значит, ваши уехали, а вы остались?

– Осталась, мне ведь не нужно на работу ходить. Я рано встаю, часов в пять утра. Поливаю все до наступления жары, а часов в десять, как солнце припечет, в дом ухожу, телевизор смотрю на веранде да огурцы-помидоры кручу на зиму…

– Понятно. Нина Михайловна, расскажите, пожалуйста, что в тот день было на даче Виктора?

– А что такое? Все было, как обычно, когда к Виктору гости наезжают. Правда, это случается редко. А в тот день он именины отмечал с друзьями. Они все так шумят! Но я с ним не ругаюсь, мы с соседями в хороших отношениях. Я же понимаю: люди молодые, им хочется погулять… Вот и в тот день, часу в двенадцатом, я на своей веранде огурцы консервировала. Смотрю в окно: машина приехала, иномарка. Из нее трое мужчин вылезают, к Виктору в калитку заходят, кричат…

– Что они кричали?

– Да я так понимаю, поздравляли они его. Кричали: «Чайник, готовь уши, драть будем!» А он: «Тише, дурни, оторвете…» А один говорит: «Сам оторву, сам и пришью, еще лучше будет!»

– Вы так хорошо слышите?

– Так они очень громко шумели. У меня окна на веранде открыты, все слышно. А потом музыка заиграла… Они долго куролесили. Только за полночь угомонились… Такие веселые молодые люди!

– Ясно… Кто-нибудь еще, кроме этих мужчин, к вашему соседу приезжал?

– Да, женщина одна. Но это уже после двенадцати. Только она недолго у него пробыла. Молодая женщина, симпатичная, черненькая. Она, похоже, на автобусе приехала. С той стороны шла, от остановки.

– Вы ее так хорошо рассмотрели?

– Так я же с внуком к колонке ходила, за водой. Мы обедать собрались, смотрю – воды мало. Мы с внуком и пошли. И ее увидели.

– Еще кто-нибудь приезжал в тот день?

– Да вроде никого не было больше…

– Точно, никого? Нина Михайловна, мне надо знать, вспомните, пожалуйста!

Хозяйка наморщила лоб. В это время кто-то постучал в калитку. Нина Михайловна пошла открывать. Она распахнула калитку, и перед нашими глазами появился некий субъект бомжеватого вида, неопределенного возраста. Он был небрит, нечесан и баню в этом году, похоже, еще не посещал. Его не совсем свежие шорты и майка были явно не из его собственного гардероба, так как не подходили ему по размеру. На его кривых волосатых ногах красовались домашние тапочки, вернее, то, что когда-то так называлось. Бомжеватый шмыгнул носом. Нина Михайловна отпрянула:

– Вам чего?

– Хозяйка, это ты развесила объявление, что тому, кто собаку твою найдет, ты дашь вознаграждение?

– Да. А вы ее нашли?

– Нет. Но я, это… аванс хотел получить.

– Хо! Да ты найди ее сначала! И вообще, я тебя не знаю, ты кто такой? – Хозяйка перешла на «ты».

– Я? Клавкин жених! – Бомжеватый гордо выпятил грудь.

– А-а… Ну и иди ты… к своей Клавке! – Нина Михайловна в сердцах хлопнула калиткой. – Шляются тут, алкаши…

Она вернулась к скамейке.

– Местные бомжи – Клавка и ейный кавалер. В деревне живут… А у меня два дня как собачка пропала. Приютила я тут одну маленькую дворняжку. Она лает, если кто-то идет, и мне ночью с ней не страшно. Но вот пропала… Так о чем это вы?

– Я вас просила вспомнить, точно ли к Виктору в тот день больше никто не приезжал?

– А… Нет, больше никого не было. Да я-то после обеда спать прилегла. Мои на речку ушли, а я заперлась и прилегла…

– Нина Михайловна, не знаете, Виктор с кем-нибудь из соседей конфликтовал? Ну, может, кому-то не нравилось, что у него шумные компании собираются…

– Нет, ни с кем он не конфликтовал. У нас соседи хорошие. Да и собирались они редко, раза два за все лето. Можно и потерпеть. А Виктор – человек порядочный, с соседями всегда здоровался, помогал, чем мог. Мне вот лестницу этим летом одолжил, моя-то сломалась, а у меня крыша потекла. Так Витя лестницу свою дал, сын мой залез на чердак, крышу отремонтировал… Так что никто на Витю не обижался. Наоборот, уважали его: ведь он не слесарь какой-нибудь, он врачом работал! Жалко, молодой совсем… Мы знали, что он грибы любил. Я не раз видела, как он идет в лес и возвращается с полной корзинкой, довольный такой… Эх, жалко, жалко человека…