В конце концов Фактор осознал, что так никогда меня не поймает, и подхватил с земли камень. Намереваясь сбить меня с моего насеста, он принялся швырять в меня маленькими камнями и горстями крупного песка. Однако к тому времени я уже добрался до конца стены и начал рискованный подъем на скалу.

Это была не самая отвесная скала, скорее даже не скала, а очень крутой склон, однако падение было бы смертельным даже в обычных обстоятельствах. К несчастью, несмотря на ожоги и избавление от крепких пут, ноги и руки все еще почти меня не слушались, онемение не прошло. Не смея полагаться на одни ощущения, я должен был предусматривать каждое свое движение, заставлять пальцы рук цепляться за камни, заставлять пальцы ног находить опору в трещинах и на выступах. И все равно, пытаясь ухватиться за что-нибудь или найти хоть какую-то опору, я несколько раз соскальзывал, срывая ногти и сдирая тонкую кожу на костяшках пальцев и голенях. Самыми легкими участками оказывались те, где можно было ползти по-собачьи на четвереньках, но и Фактор мог легко преодолеть их.

С жутким яростным воплем он бросился на скалу и стал карабкаться вслед за мной. Он был толст и непривычен ни к каким упражнениям, кроме умственных, необходимых для вычислений податей на палочке с надрезами, но и я стал неуклюж из-за онемевших конечностей, и вряд ли беспристрастный наблюдатель сумел бы назвать победителя в этой гонке. Что касается стимула, то здесь мы были в равном положении, ибо оба сражались за свою жизнь. Фактор прекрасно понимал, что, если мне удастся сбежать, ему долго не прожить. Моим единственным реальным преимуществом было расстояние, которое мне удалось преодолеть до того, как он начал преследование.

Я слышал за спиной его затрудненное дыхание, грохот срывавшихся под его тяжестью камней, скрежет его ладоней и редкое хрюканье, к коему вскоре свелись его крики.

И чем выше мы карабкались, тем, как казалось, ближе он подбирался ко мне.

В один момент мне послышалось, что он плачет. Не рыдает, но разочарованно поскуливает, как от отчаяния и желания поймать меня, так и от напряжения. Эти звуки, более пронзительные, были еще хуже хрюканья, поскольку казалось, что он догоняет и вот-вот задышит мне в ухо и разразится победными криками.

Фактор подбирался ближе, ближе, и ближе, и ближе.

У вершины я рискнул оглянуться через плечо.

Мое зрение расплывалось, изнеможение и страх в сочетании с головокружительным обрывом лишали равновесия, и я чуть не сорвался. Только усилием воли мне удавалось управлять своим телом, ибо к тому моменту я настолько ослаб, что уже с радостью свалился бы со скалы ради короткой передышки. Я мечтал лишь о том, чтобы полежать неподвижно несколько секунд, хотя и понимал, что в данных обстоятельствах эти несколько секунд превратятся в вечность.

Фактор еще отставал от меня на два роста взрослого человека, но, собравшись с силами, двигался быстрее, ибо увидел, что вершина близко, и, может, решил, что там-то меня и схватит. Его лицо лоснилось от пота, а в устремленных на меня глазах сверкала мольба, будто жертвой был он, а не я.

Я же, наоборот, был уверен — или почти уверен, — что, достигнув края, смогу сбежать от него. Только какой путь избрать. Поднявшись на гору, я получил бы преимущество, поскольку хорошо знал территорию и был более ловким, но зато удалился бы от помощи и провел бы ужасную ночь, прячась и надеясь, что темнота не скроет от меня засевшего в засаде Фактора. В общем, добравшись до тропы, я повернул к Обрыву Пастуха, ибо в той стороне находились aldea и помощь.

Фактор вылез на тропу вскоре после меня и снова издал вопль, на сей раз победный, должно быть, подумал, что, сбегая вниз по склону, наверняка меня поймает. Может, и поймал бы. Может, я ошибся с выбором. Не могу сказать. Потому что, обежав вокруг скалы поменьше и достигнув жуткого Обрыва Пастуха, я чуть не столкнулся с Инквизитором.

— В чем дело, бога ради! — воскликнул он. — Что это за крики и вопли? Я…

Фактор вылетел из-за угла и остановился как вкопанный в нескольких шагах от нас.

— Это он! — закричал я, прячась за Инквизитора. — Это он все делал. Он убийца. Не мавр. В пещере. У него там кости и головы. Он убил детей.

Никто не оспорил мое обвинение. Мужчины смотрели друг на друга. Вероятно, оба прекрасно понимали ситуацию. У Фактора не было выбора. Если он хотел жить, и Инквизитор, и я должны были умереть. Он бросился на нас с боевым кличем.

Я мало знаю об Инквизиторе. Хотя он многие годы был моим наставником и негласным покровителем, он был очень скрытным человеком и мало говорил о своем прошлом. Я не знаю, откуда он, какое образование получил, изучал ли боевые искусства, воевал ли сам. Однако он оказался стремительным и хитрым и умел отражать атаки. Он использовал больший вес врага к собственной выгоде.

Фактор несся на нас, его короткие ноги едва поспевали за громоздким туловищем. Инквизитор увернулся — не наклонился, а согнул ноги в коленях — и в момент столкновения уже распрямлялся вверх и вперед. Его плечо врезалось в брюхо Фактора, оборвав боевой клич. Инквизитор продолжал распрямляться и словно становился выше собственного роста, поднимая плечо, выставляя локоть и отталкиваясь от земли. Фактор взлетел в воздух, словно столкнувшись с быком, и, влекомый собственным движением, перелетел через голову Инквизитора, проплыл по воздуху и скользнул через край Обрыва Пастуха.

Он не издал ни звука. Он не вскрикнул, не взвизгнул, никак не запротестовал. Я на мгновение увидел выражение его лица. Ошеломленное, может, чуть опечаленное, даже трагическое, смешное в любой другой ситуации, но не было в нем ни предчувствия смерти, ни ощущения надвигающегося рокового конца, ни страха перед вечным проклятием. Затем Фактор исчез из вида, отправился в свое долгое безмолвное падение. Не послышалось не только крика, но даже звука приземления, и это было самым жутким. Словно он падал вечно, проваливаясь в небытие. Должно быть, он упал в одну из снежных ям или его поглотила грязь, заглушив грохот приземления, но в моем воображении он все еще кувыркается в воздухе в вечном падении.

Вероятно, вы знаете, как закончил свой жизненный путь Инквизитор. Меня там не было, но я слышал, что он встретил свою смерть с достоинством, что он отказался молить о вашем фальшивом и сомнительном милосердии, что он ни разу не вскрикнул во время долгих страданий. Столь же невозмутимо он вел себя на Обрыве Пастуха. Он расправил свою одежду, стряхнул частичку пропыленного мяса с плеча и повернулся ко мне.

— Все кончено, — сказал он, устремив на меня пронизывающий взгляд своих темных суровых глаз.

Я понял, что он говорит не о Факторе. Он имел в виду мавра. Подавленный горем, изнеможением и страхом, я опустился на землю. У меня даже не было сил на рыдания. Я хотел остаться там навсегда и никогда больше не двигаться. Может, так и случилось. Мне часто кажется, что я оставил на той горе самую живую часть своей души. Именно тогда, лежа на краю Обрыва Пастуха, я заметил, что Инквизитор промочил ноги. Вода оставила темную полосу на его кожаных туфлях почти до самого верхнего шва.