— Кто это там «чешет»?

— Бродский. Из Владивостока.

— А, этот может. Этого дальше не зашлют. — И снова задремал. Бродский продолжал:

— Можно, конечно, идти таким путем. Молчание всегда чего-то кому-то стоит, но мне кажется, в зале есть люди, которым нужна правда. А правда в том, что новые образцы швыряются Центром на флот через плечо — разбирайтесь. — В зале наступила мертвая тишина.

— Не забывайтесь, товарищ Бродский, — это заместитель начальника УПВ по боевой подготовке Иван Иванович Трубицын, на правах старого тихоокеанца. Он недавно назначен в Москву с Камчатки.

— Это вы не забывайтесь, товарищ капитан 1-го ранга. Я говорю от имени флота…

Зря, конечно, сказано так. Появились первые враги — «умник нашелся!»

Нужно было бы дипломатичнее: «Товарищи! Время торпед первого поколения проходит. Надо создавать торпеды вместе — флот-центр-промышленность. Наши требования такие!..!»

Вот только терминов тогда таких не было. Пройдет немного времени, и классические торпеды второго поколения СЭТ–65, САЭТ–60М, 53–65К поступят на флот. Сделаны они будут уже по этому рецепту.

Капитан 1-го ранга Бродский Михаил Александрович руководил минно-торпедным управлением Тихоокеанского флота почти 17 лет, более, чем кто-либо из его предшественников и преемников. За это время его ученики из лейтенантов догнали его в воинском звании. Приходили и уходили командующие Тихоокеанским флотом: Фокин В. А., Амелько Н. Н., Смирнов Н. И., Маслов В. П. На этом уровне смена руководителей через четыре-пять лет соблюдалась.

Многократно ставился вопрос о присвоении ему воинского звания контр-адмирал, в соответствии со штатом по занимаемой должности. И все тонуло то в пучине Военного Совета Тихоокеанского флота, то в столице, под различными благовидными предлогами, из которых не последним был и пунктик о его национальной принадлежности. Но пришло время, когда «за» были все — и друзья и завистники. Без исключения. От флота контролем продвижения представления по столичным канцелярским столам занимался сам Командующий флотом Маслов В. П. Он давно лично знал Бродского и как торпедиста, и как руководителя. Через своих влиятельных друзей и сослуживцев отслеживал каждый штрих на представлении флота, затем в общем списке. Поздравления следовали по мере «взятия» каждого чиновничьего стола всемогущей столицы. Даже не веривший Бродский временами начинал верить. Вот и ЦК КПСС позади. Все. Кажется, все. Кто в стране сильнее этого органа? Значит, кто-то был, если в окончательном списке Президиума Верховного Совета фамилии Бродского не оказалось. Мистика. Значит, кто-то имел право корректировать списки и после ЦК КПСС. Бродский выдержал удар и на этот раз.

Многократно ставился вопрос о переводе его в Управление противолодочного вооружения ВМФ и Минно-торпедный институт. И тоже все тонуло в неизвестности. Нужны послушные.

Здесь непреодолимым барьером был начальник УПВ контр-адмирал Пухов А. Г. Как-то еще в бытность Пухова начальником отдела Минно-торпедного института между ним и Бродским состоялся короткий диалог. Пухов делал доклад о повышении эффективности торпедных атак. Теоретик он был невеликий и, промолчи тогда Бродский, были бы они друзьями. Но Бродского заинтересовало, какую практическую реализацию найдут основные положения доклада Пухова во флотских руководящих документах, т. е. главное, ради чего следовало лезть на трибуну. В ответ было беспомощное глотание воздуха перед любопытной в таких случаях флотской аудиторией. Все поспешили отвести глаза от «учителя» в сторону и хмыкнуть. Этого оказалось достаточным, чтобы фамилия Бродского в дальнейшем всегда вызывала раздражение у Пухова. Ведь через несколько месяцев он начал «восхождение» в УПВ. Сначала замом, потом начальником. Погладить бы его тогда по головке…

Не получив, таким образом, официального признания своей целенаправленной деятельности, как руководитель флотского управления, Бродский в течение трех лет подготовил и защитил в Минно-торпедном институте кандидатскую диссертацию по вопросам эксплуатации торпедного оружия и стал кандидатом технических наук. Путь в науку тоже был не прост, сколько нервов стоил ему этот прорыв. Минно-торпедному институту нужно было расписаться в собственных недоработках и, отчасти, в безразличии к вопросам эксплуатации на этапах разработки оружия. Привыкшему командовать другими, Бродскому не просто было стоять под очередями специфических вопросов типа: «Дайте, пожалуйста, оценку ранее выполненных работ в исследуемой области, и что нового предложено вами». Его ответ: «Мне представляется, что в исследуемой области еще конь не валялся, а о новом я вам докладывал 20 минут. Не знаю, слушали ли вы меня или нет», приводил в шок научную братию, вызывал деланное возмущение остепененных ученых, хотя в глубине души, каждый понимал, что Бродский прав.

Не искушенный в тонкостях соискательного процесса, Михаил Александрович только на третьем заходе завоевал право защищаться на Ученом Совете института.

— Ну что, доволен? — спросил его Николай Иванович Боравенков, председатель Ученого Совета, после успешной защиты. Бродский печально улыбнулся: «Вот оно признание, на самом финише службы».

После увольнения в запас он еще много лет руководил научным подразделением в ЦНИИ «Гидроприбор».

По совокупности сделанного он стоит в перечне самых заслуженных торпедистов Военно-Морского Флота. Он ввел в речевой оборот торпедистов слова «авторитет торпед». Соглашусь заранее, что их говорили многие. И до него. И после. Можно отметить, например, замечание контрадмирала Тихотского Л. М. на проект программы торпедных стрельб на Балтийском флоте еще 1905 года. Составители программы предлагали провести выстрел по лайбе старой торпедой. Вот замечание Тихотского: «Боевой выстрел старой никуда не годной миной… о лайбе я считаю не только бесполезным, но и вредным… вся обстановка стрельбы может только дискредитировать мину… а не вселить к ней доверие и веру. Выстрел следует делать миной новейшего образца… при обстановке, соответствующей ее качествам». Трудно не согласиться с К. М. Тихотским, хоть и слыл он на флоте неисправимым формалистом. Но закрепить слова «авторитет торпед» следует за Бродским. Он их говорил как-то весомее. Он учил своих подчиненных защищать и обеспечивать авторитет торпед и поощрял их именно за это. У него, собственно, не было подчиненных по специальности. Были ученики. Была школа Бродского.

Торпеда МГТ–1 открывала серию отечественных малогабаритных торпед. Малогабаритными их можно было назвать потому, что они все-таки были меньше стандартных отечественных торпед. Калибр 400 мм вместо 533, длина около 4 м вместо 7, ну и вес соответственно.

По имеемой информации малогабаритные торпеды за рубежом были значительно меньших размеров, но мы были рады и этой. Догоняем империалистов, черт побери! Да и предназначалась торпеда для самообороны первых атомных ракетоносцев. И освоить ее нужно было срочно. Шел 1961 год. Первый атомоход дальневосточного производства был предъявлен на государственные испытания.