Подручные Берии из НКВД Грузии — Б. Кобулов, З. Давлианидзе и Г. Хазан — в ходе следствия установили, что «обербандит Лакоба в сговоре с другими бывшими партийными руководителями республики создал контрреволюционную, диверсионно‑вредительскую, шпионскую, террористическую, повстанческую организацию в Абхазии»[22].

Кроме самооговоров, которые садисты‑следователи выбили из невинных жертв, в уголовном деле отсутствовали какие‑либо вещественные доказательства их «вины». Но это мало заботило устроителей трагического спектакля — судебного процесса, проходившего, по злой иронии, в здании государственного театра Абхазии с 30 октября по 3 ноября 1937 года. Еще за неделю да начала суда судьба первых лакобовцев была предрешена в кабинете Берии. В общем списке подсудимых напротив десяти фамилий стояла его короткая подпись — «расстрелять». Все они обвинялись в том, что входили «в диверсионно‑террористическую группу обер‑бандита Н. Лакобы, готовившего покушение на вождя народов товарища Сталина».

В своей зависти к Нестору, которая питалась прошлым расположением к нему вождя, Берия перешагнул все мыслимые и немыслимые границы. После ареста жены Лакобы Сарии 31 октября 1937 года был заключен в тюрьму его 14‑летний сын Рауф. Степень их «вины» мало интересовала Берию, а еще меньше — Сталина. Обоих занимал личный архив Нестора, в котором могли храниться компрометирующие их материалы. И ради того, чтобы заполучить его, подручные Берии садистски истязали Сарию и Рауфа. На глазах матери пытали сына, а затем насиловали ее, бросали в карцер, наполненный крысами, подсаживали в камеру душевнобольных, но так и не заполучили архив.

Не выдержав пыток, в возрасте 34 лет в Ортачальской тюремной больнице Тбилиси 16 мая 1939 года скончалась великомученица Сария Лакоба. Ее сын Рауф, а вместе с ним его двоюродные братья: Николай, Тенгиз, Кока Иналипа 1 апреля 1939 года были переведены из Тбилиси в Москву и заключены в одну из самых страшных тюрем — Сухановскую. На первых допросах они отказались от своих предыдущих показаний. В частности, Рауф в своем заявлении писал: «На следствии в Грузинском НКВД в сентябре 1939 года меня вынудили признать таковые обвинения, от которых я категорически отказываюсь…» Б. Кобулов, З. Давлианидзе и Г. Хазан заставили его признаться в том, что он «создал антисоветскую террористическую группировку в сухумской школе, занимался вместе с членами этой группировки клеветническими измышлениями и имел террористические намерения в отношении товарища Берии».

Но это заявление Рауфа, отправленное 20 апреля на имя Берии, уже ничего не могло изменить, а лишь снова заставило пройти подростка все круги земного ада. Продержался он до 11 мая 1940 года. Следователи Хват и Кушнарев, применив изощренный пыточный арсенал, после 13 часов издевательств сломали юношу и добились «признательных показаний». Потом еще около года абхазские юноши содержались в тюрьме и были расстреляны 27–28 июля 1941 года. На момент исполнения приговора никому из них не исполнилось и 18 лет.

Кинжал грузинского НКВД безжалостно вырезал всю семью Лакобы, семьи его родственников и друзей. В живых остались лишь малолетние Саида и Зина, дочери братьев Лакобы — Михаила и Василия. Но это уже другая страшная история — одна из множества трагедий того времени, а тогда, в январе 1924 года, изолировав Троцкого в Сухуме, Сталин спешил закрепить свой успех.

Отсутствие Троцкого на похоронах Ленина, а затем на чрезвычайном съезде РКП (б) произвело тягостное впечатление на сторонников, без него они проигрывали одну схватку за другой. Власть над партией, а затем и над страной ускользала из его рук. Потом, изгнанный из страны, он с горечью признавал: «Заговорщики обманули меня. Они правильно все рассчитали, что мне и в голову не придет проверять их, что похороны Ленина состоятся не в субботу 26 января, как телеграфировал мне в Сухум Сталин, а 27 января. Я не успевал приехать в Москву в субботу и решил остаться. Они вы играли темп»[23].

Сталин выиграл темп, а потом и власть. И как знать, если бы не это вынужденное «сухумское затворничество» Троцкого и окажись он в те январские дни 1924 года в Москве, то, возможно, у нас были бы другая страна и другая история. Но история не терпит сослагательного наклонения. «Сухумский ход» Сталина позволил ему перехватить инициативу, но Троцкий не думал сдаваться на милость победителя и продолжил борьбу. Однако, несмотря на то что его сторонники мобилизовали все силы, шансов на успех у них не было. На стороне Сталина к тому времени находилась большая часть партийного аппарата и, что более важно, хорошо отлаженная в борьбе с иностранными спецслужбами и внутренней контрреволюцией машина органов государственной безопасности.

После смерти авторитетного и принципиального Дзержинского, болезненный и мягкий по характеру новый председатель ОГПУ В. Менжинский стал удобной фигурой в руках Сталина. Используя мощь громадного агентурно‑осведомительского аппарата органов, он контролировал каждый шаг и каждое слово Троцкого. Тот, как муха, безнадежно бился в невидимой паутине, которая с каждым месяцем становилась все плотнее и плотнее.

Вскоре подвернулся и подходящий случай для нанесения решающего удара. В сентябре 1927 года ОГПУ были получены оперативные данные о том, что в одной из типографий печатались программные и другие документы троцкистов, содержащие жесткую критику генеральной линии партии и самого Сталина. Среди ее работников обнаружился «врангелевский офицер», после чего остальное стало делом техники. Имея на руках такой козырь, партийно‑полицейская машина заработала на полную мощь и принялась дискредитировать Троцкого.

Спустя месяц, после мощнейшей «артподготовки» в прессе, в ноябре 1927 года он и другой лидер так называемой левой оппозиции, Г. Зиновьев, были лишены всех своих постов в партии и исключены из нее. Но на этом Сталин не остановился и сделал следующий далеко идущий ход. После «работы» с Зиновьевым тот согласился покаяться, осудил Троцкого, троцкизм и был восстановлен в партии, но это его не спасло. Через десять лет он стал главной фигурой другого громкого политического процесса. Самого же Троцкого отправили в ссылку в Казахстан, но и там он долго не задержался.

В феврале 1929 года его навсегда выслали из России. То ли по иронии судьбы, а скорее по злой воле Сталина, одесский порт Троцкий вместе с женой и старшим сыном покидали на борту парохода «Ильич». Больше в «колыбели революции» он уже не появился. В отличие от большинства его сторонников, Троцкому повезло гораздо больше: ему пока позволили жить. Лишь спустя одиннадцать лет, 20 августа 1940 года, в далекой Мексике ледоруб, занесенный рукой агента‑боевика НКВД Р. Меркадера раскроил ему череп и поставил последнюю точку в затянувшейся на двадцать лет схватке двух вождей революции.

Более горькая участь и значительно раньше постигла троцкистов, которые еще оставались в партийном аппарате, армии и на флоте. Их тысячами исключали из партии, снимали со всех постов и затем оправляли на «перековку» в СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения. — Прим. авт.). Сталин безжалостно выкорчевывал как саму идеологию троцкизма, так ее носителей.