— И ты хочешь, чтобы я тебе поверил?

— А что ты теряешь, поверив? Если у меня не получится, вернуться к чудовищной хирургии и ртутным парам, всегда ведь успеешь?

— От этой болезни нет других методов.

— Есть, — уверенно заявила Гаитэ. — Из-за определённой специфичности мой метод невозможно распространить широко, но для друзей и близких моей жизненной энергии хватит. Слово даю, не пройдёт и месяца, как будешь здоров. При условии, конечно, что станешь выполнять абсолютно все мои указания. Но в ответ за мою услуги я тоже кое о чём тебя попрошу.

— О чём же? Давайте, назначайте цену. Во сколько вы ставите ваши услуги, сеньорита?

— А во сколько вы оцениваете собственную жизнь, сеньор? — фыркнула она в ответ. — По мне, так любая стоит не дёшево, но если чужие жизни для вас, Фальконэ, как камни под ногами, то свои-то собственные вы цените? Ваш лекарь уже успел рассказать о последствиях, ждущих вас впереди? Болезнь уродует и калечит всех, вне зависимости от социального статуса. Сначала ваше лицо станут есть язвы, потом возникнут проблемы с речью, глотанием, дыханием. И, наконец, она доберётся до ваших внутренностей, до самых костей…

— Назовите цену, — презрительно сощурился Торн.

— В обмен на твою жизнь я хочу свою.

— Не понимаю?..

— Рядом с вами я не чувствую себя в безопасности.

— Почему же?

Его издевательская улыбка стала ещё шире.

— Потому, что вы не берёте на себя труда сдерживать ваши порывы, а это может наполнить мою жизнь отнюдь не самыми приятными сюрпризами, — с иронией проговорила Гаитэ. — Я не хочу терять себя, свой душевный покой. Из-за затворнической жизни, что меня вынудили вести, мой опыт общения с мужчинами не богат, но и его вполне достаточно, чтобы понять — вы из тех, кто смотрит на женщину сверху вниз.

— Я по-прежнему не понимаю.

— Так вы не желаете понимать! Ну так я выскажусь напрямую! Я спасу вашу жалкую, никчёмную жизнь, а вы, в свой черёд, дадите мне слово, что никогда не будете обходиться со мной так, как привыкли это делать со своими шлюхами. Никогда не поднимете на меня руку так, как сделали это в нашу первую встречу или сейчас. Станете уважать мои чувства, считаться с моими желаниями…

Торн усмехнулся, но усмешка не задела янтарных глаз. В чертах его лица Гаитэ чудился намёк на нечто непристойное. Указательным пальцем он провёл по её горлу, отодвигая кружевную шемизетку в сторону.

Гаитэ стиснула зубы, заставляя себя лежать смирно, неподвижно, и глядеть ему прямо в глаза. Она ещё надеялась избежать обострения конфликта, не желала бросать открытый вызов. Но при одной мысли, что это может продолжиться, пересыхало во рту.

— Итак, моя жалкая ничтожная жизнь в обмен на твою? — проговорил он, продолжая щуриться. — Я оказываю тебе уважение — ты избавляешь меня от последствия моего слишком легкомысленного отношения к жизни? Так?

— Так, — подтвердила Гаитэ, перехватив его ладонь и удерживая в своей руке.

Торн усмехнулся, ложась на неё сверху. Их тела полностью соприкоснулись. Благо, хоть одежды была препятствием. Хотя — достаточным ли?

— Ваше поведение означает — «нет»? — вопросительно приподняла бровь Гаитэ, изо всех сил стараясь не терять самообладания.

— Не бойся, так не заразишься, — прошипел он насмешливо и одновременно зло, как рассерженный кот. — И даже так.

Он крепче прижал её к себе, заставляя Гаитэ чувствовать его напряжённые мускулы под ладонями. Она безрезультатно стремилась его оттолкнуть, изо всех сил упираясь руками ему в широкие плечи.

— Пустите! Мы же договорились!

— Договорились о том, что я не причиню тебе вреда, не оскорблю и не унижу, — насмешливо прошептал он ей в ухо, обжигая горячим дыханием. — Но я ничего такого и не делаю.

Его руки огладили её талию, словно холку породистой лошади.

— От поцелуя моя болезнь не передастся. Сама же знаешь?

— Нет у меня никакого желания целоваться!

— Зато такое желание есть у меня. Как твой будущий муж я хочу попробовать, каковы на вкус эти губы.

— Нет!

Её протест мало кого волновал, заботил или трогал. Торн прижался своими губами к губам Гаитэ. Язык взыскующе проникал в её рот.

Гаитэ пыталась противиться, но он был силён, как бык — хватка была железной, плечи крепкими, как слоновая кость. И в то же время податливыми и гладкими, на ощупь — как шёлк.

Желание, неожиданно просочившиеся в кровь, стало для Гаитэ открытием. Она считала себе не способной на подобные чувства. Она вообще не думала, что нечто подобное существует, и что страсть может порабощать тело до такой степени, что разум теряет контроль над ситуацией.

Её тело желало его — грубого, жёсткого, прогнившего насквозь душой и загнивающего телом.

Ну как такое вообще могло быть?!

Собрав волю в кулак, Гаитэ всё-таки оттолкнула его от себя. Хватая ртом воздух, отползла на другой конец кровати, подальше.

— Как это понимать? — разъярённо прорычала она. — Это отказ или вызов?

— Не то и не другое, — рассмеялся он. — Иногда поцелуй это просто поцелуй и ничего больше.

— Отлично! — кивнула Гаитэ.

Её взгляд, против её воли, скользил по его взмокшей рубашке, прозрачной настолько, что та не скрывала ни длинной шеи, ни тёмной тени растительности на широкой груди, ни розовых камешек, темнеющих под материей, сосков.

Она впервые сталкивалась с тем, как трудно глядеть полуобнажённому человеку в лицо — взгляд то и дело норовит соскользнуть куда-то в другую сторону.

— Отлично? — с усмешкой кивнул он, не сводя с неё глаз. — Пожалуй, соглашусь с твоей оценкой. Правда неплохо.

Гаитэ не знала, смеяться ей или плакать?

Она-то думала, что отличается от толпы бессмысленной, как стайка бабочек-однодневок, легкомысленных женщин, всегда увивающейся вокруг таких мужчин, как Торн.

Но хватило неделю под этой крышей, чтобы в сердце бурным цветом расцвело горячее безумие.

Что же будет дальше?

В стараниях предать своей семье блеск Алонсон не жалел расходов. Всё вокруг сверкало золотом, от фресок до одежд, когда, рука об руку с Эффидель, Гаитэ двигалась через пышно убранные коридоры, мимо стражников, выстроенных по обе стороны по ранжиру.

Служанки несли за ними шлейф, чтобы тот не волочился по полу, похожий на дохлую змею.

— Жаль, нельзя сделать ещё пару кругов по залу, оттягивая неизбежное, — вздохнула Эффи.

— Ты это о чём?

— Я это о муже! Вот и он, — тяжело вздохнула Лисичка.

Гаитэ не могла понять печали императорской дочки. Да, муж Эффи выглядел обыкновенным: был не высоким, не низким; ни красавцем, ни уродом. Просватай родня за такого Гаитэ, она, наверное, была бы довольна жизнью?