Увидев, что я проснулся, она с задумчивым удивлением тихо сказала:

— Мама меня учила, когда тебя в первый раз трахнут, надо обязательно поплакать, чтобы удовлетворить самолюбие самца, но мне почему-то совсем не хочется. Впрочем, наверное, я смогу выдавить из себя пару слезинок. Попробовать?

Я молча улыбнулся.

— Не надо? — обрадовалась ирландка. — Бенни!!! Мне хочется смеяться, а не плакать…

Она сорвалась с места и повалила меня на постель.

— Я так люблю тебя, так люблю… — она неожиданно заревела и спряталась мне под руку. — А ты… ты меня любишь?

— Нет, я не знаю, как это. Но ты мне нравишься.

— Мерзавец… — всхлипнула девушка.

— Хватит выть, — я погладил ее по плечу.

— Грубиян, — возмутилась Морана, размазывая слезы по щекам.

— Какой есть…

— И таким я тебя люблю! — торжественно заявила девушка. — И сейчас я буду тебя кормить. Хотя… — она состроила гримасску. — У меня там все болит. И там, и там. Не подозревала, что ты такой извращенец. Совратил бедную девушку. Хотя… я не была в буквальном смысле девушкой.

— Это как?

— Вот так! — задиристо воскликнула Мора. — Я сама себя лишила девственности! Чтобы понять, как это и не отдавать право какому-нибудь самодовольному самцу.

Я молча пожал плечами. Меня пока все устраивает, а если перестанет, самоличное лишение девственности, не будет иметь к этому никакого отношения.

К счастью, Морана очень быстро завязала с разговорами и убралась готовить завтрак.

После еды, она сбегала за газетами и наладилась чистить оружия, а я занялся прессой.

Как и ожидалось, первые страницы были посвящены вчерашним криминальным событиям в городе. Расстрелу у моего офиса, пожару в гараже, в результате которого погибли шесть сицилийцев и убийству Джованни Нероне с товарищами.

Честно говоря, в глубине души я надеялся, что Уайт Морган остался в живых, но гребаные газеты не оставили на это шансов — он был упомянут в числе погибших. Таким образом, я остался в городе практически без союзников и без поддержки. Но только без явных союзников, с неявными все еще было гораздо лучше, то есть, при благоприятном стечении обстоятельств оставался неплохой шанс привлечь кое-кого на свою сторону.

Убийства макаронников очень ожидаемо пресса сваливала на ирландские банды, что было как нельзя мне на руку, вот только, в газетах опубликовали довольно подробное описание убийц, то бишь, меня с Мораной.

Закончив с прессой, я присоединился к Море, умело и тщательно занимавшейся своими револьверами.

— Что будем делать дальше? — как бы невзначай поинтересовалась ирландка. — И я не о постели, Бенни. Тут я пас как минимум до завтра. Наведаемся еще разок к макаронникам?

Я ненадолго задумался. Вчера я взял с собой Мору не только для того, чтобы облегчить себе работу, но и для того, чтобы проверить ее, так сказать, дать раскрыться. Результатом остался доволен, несмотря на некую бесшабашность девчонки. Так что теперь Морана как напарница не вызвала никакого отторжения.

Дело в том, что такие комариные укусы как вчера, годятся разве что для морального удовлетворения. Для того, чтобы нанести ощутимый урон макаронникам, надо вести настоящую планомерную войну с тщательно продуманной стратегией и тактикой.

Размышления воплотились в ответе.

— Наведаться можно, но лихие наскоки принесут нам дивиденды только в очень короткой перспективе.

Ирландка отложила собранный револьвер и внимательно на меня посмотрела.

— Почему?

— Все довольно просто. Нам повезло, потому что итальяшки не ожидали нападения, а теперь они будут готовы, и мы рискуем нарваться. Во-вторых, два, три, пусть даже четыре десятка дохлых макаронников слишком малый урон для Капоне. Уже через пару недель сюда приедет сотня головорезов из Италии. Это как бить мух над кучей дерьма — их меньше не станет.

— А если выбивать ключевые фигуры?

— Крупные фигуры — очень трудно убирать. Мелкие капо — та же история, как с пешками, их заменят без потери эффективности очень быстро. У русских есть пословица: святое место пусто не бывает.

— Свято место, — быстро поправила меня на русском языке Мора. — Правильней будет говорить: свято место не бывает.

От неожиданности я даже выронил шомпол. Удивляться было чему — ирландка говорила на русском как бы не лучше меня.

Морана поняла, что ляпнула лишнего и быстро затараторила, но уже на английском.

— У меня была подружка — беженка из России, она меня научила русскому языку. К тому же, в Англии, я общалась с русскими дворянами из высшего света. И сама начала изучать язык. Он мне очень нравится! Толстой, Достоевский, Чехов, Дивов, Лукьяненко — замечательные русские писатели. А еще есть Башибузук…

Я все молчал, не отводя от нее взгляда.

Ирландка еще больше смутилась.

— Кто такой этот, Бадабушдук, или как там его? — спокойно поинтересовался я. — Я не знаю такого русского писателя. Что он написал?

— Башибузук. Это псевдоним. Ну… — Мора покраснела. — Он не такой известный…

— Что, написал, спрашиваю!.. — с нажимом процедил я. — Отвечать на русском. Ну!

— «Страна Арманьяк», — тихо пискнула Морана. — И «Оранжевую страну». Это жанр фантастики…

— Фантастики, говоришь?

Из глаз ирландки брызнули слезы, она отвернулась от меня и тихо попросила.

— Хватит, пожалуйста. Я потом все сама расскажу. Дай мне время.

Я начал потихоньку догадываться. Какой писатель нынешнего времени в здравом уме выберет себе такой псевдоним? Только в будущем, где, со слов отца, творится и не такая хрень.

— В каком году закончилась Вторая Мировая Война?

Теперь уже Мора вытаращила на меня глаза и ошарашенно прошептала

— В тысяча девятьсот сорок пятом. Так ты… ты тоже?

— Нет… — я мотнул головой. — Я сын. Сын попаданца.

— «Док» Вайт? — Морана ахнула. — Теперь понятно с пенициллином и остальным…

— Да. Рассказывай. Не переживай, ты меня ничем не удивишь.

— Я расслабилась… — ирландка досадливо поморщилась. — Ты виноват! Вчерашний день и ночь… выбили меня из себя. Так бы ты меня никогда не расколол. Это же надо было так лопухнуться…

— Говорю, не переживай. Твое прошлое умрет со мной. Из какого ты года?

— Из две тысячи двадцать пятого…

— Чего? Отец попал из две тысячи двадцать первого…

— Того… — Мора передразнила меня. — Да, две тысячи двадцать пятый год. Я жила в Крыму. С детства инвалид — колясочник. Даже при той медицине мне никто ничем не мог помочь. В возрасте двенадцати лет я умерла и воплотилась в начале двадцатого, в теле десятилетней Мораны Маклафлин, которая тоже вроде как умерла, упав с лошади на прогулки. К счастью, часть ее знаний осталась при мне, так что получилось вжиться в образ. Не без приключений, но получилось. Теперь понимаешь, от чего я привыкла всегда маскироваться? И отчего радуюсь жизни?