Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Русская баня была обустроена в лучших традициях. Сидим в парилке, общаемся, выслушиваем истории наших людей в Америке. Они устраиваются каждый по-своему, рассказывают об этом не стесняясь, и мы понимаем: наш человек может выжить везде. И добиться успеха может везде, что еще больше заставляет проникаться уважением к русским. Мы можем быть успешными. Лучшие мы или не лучшие – это отдельный вопрос, но мы нигде не лишние, и в Сан-Франциско тоже.
– Ну, отвели душу? – спрашивает Леонид. – Тогда ко мне домой, на чай!
Мы согласны, почему нет?
– Слава, заказывай такси! – говорю. А затем обращаюсь к Леониду: – Куда ехать-то?
Леонид отводит глаза.
– Извините, ребята, но такси сюда вряд ли приедет.
– Это почему?!
– Район такой… Не очень благополучный. Так что едем на моей машине. А потом доедете от меня до отеля на такси.
– А туда такси приедет?
– В мой район – приедет. А сюда – нет.
Вот тогда мы и понимаем: в этом классном городе далеко не все обстоит лучшим образом. Оказывается, это ужасный район, здесь каждый день стреляют, члены враждующих банд постоянно убивают друг друга, даже полиция сюда предпочитает не заглядывать. Так что спокойствие наступает лишь тогда, когда выруливаем в более-менее безопасное место.
– Ладно, теперь ко мне. Покажу вам, какой арсенал имеется у меня дома.
Жилье у Леонида вполне комфортное. Дома ждет беременная жена, уже на третьем месяце, и вроде бы все располагает к нормальному времяпрепровождению. И тут Леонид достает какие-то чемоданы и начинает доставать из них оружие! Вначале он извлекает обычную многозарядную винтовку типа карабина. Потом автомат с несколькими рожками в придачу. Достает снайперскую винтовку с оптическим прицелом – дома у него натуральный оружейный склад!
– И как? – спрашиваем. – Приходится пускать в ход?
– Пока не приходилось. Но всякое может быть.
Здесь такие отморозки попадаются…
Мы уже знаем: в Америке очевидно разделение на людей обеспеченных, живущих по правилам, и людей диких, нецивилизованных. Ко вторым относится в основном чернокожее и латиноамериканское население. Несмотря на заявления о целостности и единстве американского общества, разные его слои разделяет пропасть. Не секрет, что черные не любят белых, равно как и наоборот. И белым появляться в негритянских кварталах порой смерти подобно – тут уж поневоле купишь «узи» или «калашников»…
Я вдруг подумал: а что, если начнется гражданская война между белыми и неграми? Все ведь под завязку запаслись самым разным оружием, если что – запросто могут друг друга перестрелять при наличии таких арсеналов! Вот ведь совсем недавно – появилось на Майдане оружие, и тут же первая сотня трупов!
На следующий день отправляемся в популярное местное кафе под названием Dottis. Чем оно привлекает местную публику, для меня осталось тайной. Обычная американская еда без кулинарных изысков – омлет с сосисками и жареным картофелем. Так что нам непонятно, почему Соня настояла на походе в это заведение.
Поражает другое: количество людей с социального дна. Оборванцев, нищих, а по-нашему говоря – бомжей. Американский бомж, конечно, отличается от русского. Во-первых, он, как правило, негр. Во-вторых, он не просто бомжует, а делает «бизнес».
Один такой пристает к нам, предлагая купить подержанные вещи. Выглядит он колоритно: на голове надет шлем автогонщика с защитными очками, на груди болтается куча фенечек; плюс к тому обтягивающие шорты типа пляжных трусов и высокие зимние сапоги, похоже на босу ногу. «Зачем ему шлем?» – задаю я себе вопрос. И сам же отвечаю: «Наверное, он в нем спит. Подушки у этого кадра наверняка нет, а шлем, знаю по опыту, удобная вещь, в нем можно приклонить голову даже в поле».
Вначале он предлагает какую-то подозрительную бижутерию. Мы отказываемся. «Бизнесмен», однако, не сдается.
– Купи джинсы! – хрипя, напирает он. – Отличные джинсы, супер!
С этими словами он достает джинсы, измазанные в краске, грязные, которые ко всему прочему жутко воняют. Он указывает на пришпиленный сзади лейбл:
– Wrangler, видишь? Настоящий! Он нахально сует мне эту рвань.
– Сколько стоит?
– Один доллар. Купи!
Ситуация вызывает дружный смех нашей компании. Неудавшийся продавец тоже смеется, он сам доволен, что поднял людям настроение. За что получает от нас кучу центов, что набрались в карманах за время путешествия.
А вот еще колоритная негритянка – какая-то бесформенная чалма на голове, длинная цветастая юбка, как у цыганки, – толкает коляску с притороченной коробкой. В коробке лежит всякий хлам: картонки, обои, полиэтилен, но главное – бомжиха ковыряется в своем
«приданом» прямо посреди проезжей части! Рядом тормозит полицейская машина, нарушительнице делают вежливое замечание, но та очень недовольна и отвечает громко, в грубой форме.
– Что она сказала? – спрашиваю Соню. – Я что-то не понял…
– Она сказала: ты не видишь, что я с тележкой?! Объезжай меня! А я никуда с проезжей части не уйду!
Что характерно: полицейский все это хамство спокойно выслушивает и, пожав плечами, уезжает.
Таких персонажей здесь пруд пруди. Справедливости ради скажу: агрессии в отношении туристов с их стороны я не заметил. Но за оставленные на стоянке мотоциклы с сумками под сеткой почему-то было беспокойно.
Еще сильнее мы забеспокоились, когда в этом же районе к нам подошли наркоторговцы. Они протягивали насыпанную прямо в ладони зеленую высушенную траву. Марихуана? Предлагали маленькие полиэтиленовые пакетики с белым порошком. Кокаин? Для меня это довольно мрачная тема – многих хороших друзей я от этого потерял…
Мы с Игорем сидим в кафе. На столе две чашки капучино, на стене – работающая телевизионная панель. Мы не обращаем внимания на телеэкран, общаемся, но вдруг Игорь замолкает и обращает взгляд к телевизору. Там передают об очередном задержании наркоторговцев, поставлявших наркотики откуда-то из Средней Азии.
– Когда же их всех переловят наконец?! – раздраженно говорит приятель. – Столько зла от этих уродов, столько горя людям!
– Когда переловят, не знаю. Но горя много, ты прав. Я тут же вспоминаю историю, случившуюся несколько лет назад с моим другом детства. Мне очень хорошо помнилось, как по моему Моравскому переулку в Купчино, в котором я вырос, бегала Мария Дмитриевна, мать Димки Торабрина. Бегала, кричала, рыдала в голос и пыталась схватить кого-то из прохожих за руку и куда-то отвести. Кажется, она просила помощи, а может, хотела что-то показать. И это было странно. Я наблюдал сцену, возвращаясь из магазина, и не мог понять – почему у нее такое состояние? Ей же радоваться нужно, потому что Димка,
