Зато чистое белье, ничего не стирать, не подметать, хотя питание хочешь не хочешь — хлорка на первое, на второе и в компоте.

Первая фаза, т. е. с иностранцами, прошла хорошо, семья возбудителей болезни Гейне-Медина въехала в Гришкины апартаменты, но там у них немедленно возник бытовой сюжет с соседями сверху (некто бактериофаги группы ФАУ-1), которые соседи неоднократно заливали квартиру Гейне-Медина со своего этажа кипятком, якобы у них лопнула труба.

А Гришка Съемщик, получивший баксы, был в недосягаемости, варился в автоклаве, предварительно надев щитки и каску полярника, а детей и жену отправил к теще в деревню Ясная Холера.

Новое местоположение показалось ему неуютным, но доллары приятно холодили голову под каской, даже когда полностью скипело и хлорка выпала в осадок.

У семьи же Гейне-Медина не было никакой жизни, сплошной ремонт, побелка, все под газетами и маляры травят байки, тем более что иностранцы ничего не понимали, кивали и по-глупому улыбались, как им свойственно, отдавая деньги.

Вдобавок верхние соседи, бактериофаги, в ответ на звонок в дверь (новая протечка) высунули на пришельцев такие страшные циферблаты, что робкие Гейне-Медина свернулись в пружинку и пошли щелкать вниз по лестнице один за другим все восемьсот штыков.

А микроб Гришка Квартиросъемщик, не выдержав режима автоклавирования, угорел и в результате накрыл морду носовым платком, смоченным природной влагой, такой сюжет.

И когда автоклав открыли по окончании цикла дезинфекции (новый заезд), микроб Гришка съехал оттуда, продлевать путевку не стал.

Затем он (возник вопрос куда податься) стал бомжевать у себя на лестнице под дверью возбудителей болезни Гейне-Медина, кашлял и колготился, а они мало того что не пустили его, но и вообще показали свою истинную сущность и, не прекращая по-дурацки улыбаться, наставили микробу Гришке под глаз две будды разного цвета, при том что сам Гришка после автоклава стал прозрачным до неузнаваемости.

В итоге он сдал возбудителям квартиру еще на полгода, а жить на лестнице оказалось гораздо легче, чем в автоклаве: после всех переживаний микроб Гришка Квартиросъемщик обустроился на самом сквозняке, в лифтовом оборудовании, снял нишу в коммуналке, соседи приличные, чумные и грибковые семьи, только одна старушка-революционерка, бледная спирохета по прозвищу Клара Сифон (которой бойкие чумные все время показывали ребром ладони на нос) всем угрожала, что плюнет в суп, если не прекратят размножаться в местах общего пользования.

Ночами, под одеялом, Гришка Квартиросъемщик считал баксы, а утром (не солить же их) покупал себе литр муравьиного и постепенно разбавлял один к пяти.

И только тогда доливал гнилушовки.

Он был вообще хороший микроб, кудрявый и умный, но квартирный вопрос его измучил.

Вопрос такого рода: квартиру сдавать обсуждению не подлежит, но когда остановиться?

Блоха дядя Степа после долгой и продолжительной супружеской жизни с блохой Лукерьей вдруг как-то однажды не явился домой.

Оказалось, он ушел к буфетчице пиявке Дусе, известной под кличкой Coco.

Причем он ушел, бросив все: детей, внуков, правнуков, праправнуков et cetera (10 поколений в месяц), налаженный дом, дачный участок, транспортное средство, т. е. собаку Гуляша, а также друзей с гиены Зои, к которым ходили каждый уик-энд на кровяную колбасу.

Блоха Лукерья поскакала к ворожее, козловой бабушке Маланье, та отвертелась туманной цитатой «не мыло, не измылится» и вообще говорила с Лукерьей в стиле все вы блохи нация такая.

Блоха Лукерья обиделась за свой народ и поселила к бабушке самую отпетую семью праправнуков, так называемых «махновцев», 165 голов, в результате Козлова бабка Маланья потом долго расчесывалась в бочке с керосином, непечатно вспоминая визит Лукерьи.

Что касается блохи дяди Степы, то он, по слухам, устроился работать вместе с пиявкой буфетчицей по кличке Coco в ночь на полставки в гипертоническое отделение, где пиявку ценили, несмотря на то, что она всегда еле ползала, набрамшись.

Блоха дядя Степа раздобрел на больничных харчах, днем отсыпался и так далее, пока наконец шалавая пиявка не была обнаружена им, Степаном, в объятиях воробья Гусейна.

Когда и где они успели познакомиться, неизвестно, Гусейн вроде бы лечил хвост в стационаре, в урологии, Но пиявка Coco отрицала измену, уходила от ответа, всячески виляла, просто воробей взял ее полетать, так она объясняла свое отсутствие.

Но не то было с воробьем Гусейном, который заявил, что хорош сюда париться, ты, копченый.

Так что в один миг блоха Степа оказался яко наг, яко благ, т. е. без ПМЖ, и, мало того, в депрессивном виде.

То есть он вернулся домой к блохе Лукерье, но детей у них больше уже не было, так как дядя Степа ночами сидел с радикулитным зятем блохой Валериком и коллекционировал шпингалеты.

Правда, он взялся за строительство, когда махновцы в полном составе, в кибитках, с узлами и колясками вернулись на родину, исключительно сильно воняя керосином, без которого они теперь не могли жить.

(Они приняли так называемый «передоз», т. е. вмазались, говоря их словами, в бочке у козловой бабушки.)

Дядя Степа-блоха ничего не понял, но построил им на скорую руку поселок Светлый подальше, в сейсмоопасной зоне «Бам», на хвосте у Гуляша.

— Наркоманы проклятые, — проводила их блоха Лукерья напутственным словом с лоджии.

А блоха дядя Степа стоял рядом как сиротка, ожидая одобрения, но не дождался.

— Почему это, — спросила в пространство блоха Лукерья, и ее смуглое лицо заблестело от слез, — почему это тебя испортили, а я должна расхлебывать. Твоя эта палла.

И он ее горестно обнял.

И назавтра блоха Лукерья родила точно в срок.

Козел Толик наконец купил себе машину красного цвета, правда, мечтал о колере «мокрый стакан», но вышло по деньгам, т. е. самой простой модели, взял педальную, что делать!

Внешне все было о'кей, а под капотом приходилось пошерудить копытами.

Но это козел Толик еще как-то бы перенес, дети-то ездят, молоти знай по педалям, а вот отсутствие таких важных мужских занятий, как лежание под мотором и беседы о дисках и скоростях, все это, вместе взятое, больно ударяло по самолюбию козла Толика.

И не гремело и не воняло: казалось бы, мечта «Гринписа», экологически чистый вид транспорта, а вот поди ж ты, хочется, как все, поколдовать, поднявши капот, чтобы все вздрогнуло, с канистрой подбежал, уже фурычит, раз — и уехал, а то выкладываешься, как потный дядя на гонке Париж—Деревнищи.

Машка одобряла идею покупки машины, сама дала денег копейка в копейку, сама выбрала цвет, возить же должен был козел Толик: Машка нагружала автомобиль бидонами под завязку, а обратно кормами — есть-то надо.