Щелкнуло, экранчик потемнел, связь оборвалась. Я секундусмотрел тупо, словно Габриэлла вот щас перезвонит и все переменится волшебнымобразом, но мобильник молчал.

Забыв поужинать, я рухнул на постель, сна ни в одном глазу,но теперь перед внутренним взором, заслоняя весь мир, стоит Габриэлла.Габриэлла, дочь известного банкира, вообще из семьи потомственных банкиров. Еепрадедушка и дедушка занимали важные посты в советском правительстве, тоже пофинансовой части, а потом, когда пришли рыночные отношения, старые связи инекоторые комбинации помогли создать один из первых частных банков, ставшийвскоре акционерным, но контроль по-прежнему принадлежал семье Верещагиных.

Сейчас дедушка на покое, бравый такой дедуган, три месяца вгоду проводит на своем острове в Средиземном море, где у него настоящийрыцарский замок, а также месяц – в Техасе, стараясь понять, зачем он купил тамранчо на сорок гектаров. Дед ко мне отнесся с большей симпатией, чем отец,который скривился, будто проглотил дохлую жабу, когда ему угодливо доложили очетырех моих финансовых крушениях. Я понял, что включен в длинный списокохотников за богатым приданым Габриэллы и хрен кто сдвинет папашу с этой точкизрения.

Правда, папаша, как и дед, безумно любит Габриэллу, онавсегда была гордостью и украшением: самая хорошенькая в детсаде и в школе,училась всегда без напряга и репетиторов и только на «отлично», прекрасно поет,танцует, рисует, в вуз поступила принципиально без блата, да и трудно непоступить, когда с милой улыбкой отвечаешь на любые, самые каверзные вопросыэкзаменаторов. Такое сокровище папаша не захочет выпустить из рук, это ясно,мне уже намекали, что выбор Габриэллы хоть и не одобряют, но препятствоватьлюбимой дочери не станут, однако я должен работать в их конторе. То ли в банке,то ли купленном банком супермарете: мне обеспечат высокую хлебную должность,ибо у зятя должна быть высокооплачиваемая работа и личный мерседес с шофером.

И вот сейчас я обрубил и этот шанс…

Я рухнул на постель и попытался себе представить, что жесделает Габриэлла. Мы любим друг друга, оба это чувствуем, и оба знаем, чтолюбим. Сегодня она все расскажет отцу, а возможно, и деду. Маме, конечно, тоже,хотя мамин голос там не котируется. Мама занята все возрастающей войной сморщинами, целлюлитом, отвисанием щек, складками на шее – на это уходит вся ееэнергия, все мысли и все силы.

Отец, понятно, обрадуется, а Габриэлла в слезах воскликнет,что это подло – радоваться. Отец тут же извинится, но начнет рассказывать, чтожизнь Габриэллы только начинается, впереди долгий путь, и нужно, чтобы рядомбыл человек, на которого можно положиться в любой момент. Это мужчины могутлюбить женщин за длинные ноги, но среди женщин таких дур нет. Они все ищут вмужчинах стабильность, уверенность, готовность защитить их на длинном жизненномпути. Мужа нужно не только любить, это иногда угасает, но и уважать. А развеможно уважать мужчину, который допускает крах, уже будучи семейным? Конечно,он, ее папа, снова даст денег, спасет, прикроет, выручит, погасит долги,однако, Габриэлла, сама подумай…

Я задыхался от ярости, ворочался и стискивал подушку,представляя, как спокойные, рассудительные доводы подействуют на Габриэллу.Все-таки она, несмотря на черточки творческой личности, неизвестно от какихпредков проснувшиеся в ней, по-семейному рассудительна, умеет выстраиватьдлинные логические цепочки, в которых я быстро терялся, умеет на основаниидвух-трех фактов, поставив их верно на плоскости, провести умозаключения кединственно верному результату…

Каков, какой будет результат?

Я стискивал кулаки, рычал в подушку и чувствовал, как лицостановится мокрым от слез. Я не логик, я интивист, но и я, перескакивая черездлинные цепи умозаключений, вижу, что получается на выходе вообще-то нехитрогоуравнения.

Утром я подъехал к зданию, где снято помещение под фирму,парковался, в этот момент в нагрудном кармане затрясся мобильник. С экранчикавзглянуло строгое лицо с внимательными глазами, чуточку высокомерное, но я ужезнаю эту защитную реакцию хрупкого существа, что старается отпугнуть колючкамислишком уж назойливых.

– Привет, Габриэлла, – сказал я. – Ты сталарано просыпаться?

– Просто ночь спала плохо, – ответила онасуховато. – Вечером долго и достаточно остро говорили с отцом.

– С твоим поговоришь, – сказал я тоскливо.

Он поморщилась:

– Да, отец больше привык говорить, а остальные должны слушать.Но я у него не служащий, так и сказала, после чего он разговаривал со мной… ну,почти как с равным. Должна тебе сказать, он умеет быть очень убедительным.

– Еще бы, – ответил я. – Как бы он достигтаких высот?

Охранник на стоянке всматривался внимательно иподозрительно, еще не запомнил новых людей и новую фирму, в дверях другойохранник потребовал пропуск. Габриэлла сердито спросила:

– Ты с кем там разговариваешь?

– Да вот прохожу допуск, – ответил я все так женевесело. – Мы сняли помещение слишком близко к государственным объектам…

– Давай адрес, – потребовала она, – приедувзглянуть. Ну просто не верю, что ты снова вляпался!

Она подъехала достаточно быстро, словно воспользоваласьвертолетом, хотя, как мне кажется, частные вертолеты пока над центральнойчастью Москвы не летают. Я успел увидеть, как она чуть было не прошла покоридору мимо распахнутой двери, у нас еще тот офис: грузчики затаскиваютмебель, а наши ребята ползают на четвереньках по всему помещению, нужнопроложить километры дополнительных проводов, такое никаким электрикам нельзядоверить.

Она вошла с некоторым недоверием, туда ли попала, на неесразу уставились с великим восторгом, Габриэлла отличается элитнойдлинноногостью и мини-юбочкой, Секира еще и лег, якобы смотреть на провода, погубам Габриэллы скользнула легкая улыбка, внимание молодых здоровых ребятвсегда льстит, даже если вот в такой форме.

Она понаблюдала за суетой с невеселой улыбкой, я сказал соптимизмом:

– Теперь видишь, что не для баб снял?

Она покачала головой, в глазах проступила такая грусть,которую я никогда не видел на ее лице.

– Лучше бы для баб.

– Что с тобой? – спросил я встревоженно. –Почему лучше?

– Да что бабы… Тебя они никогда не увлекут. И неразорят.

– Вот ты о чем, – сказал я. Потоптался, какмедведь на арене, развел руками. – Извини, Габриэлла, но я никогда неклялся, что навсегда завязал с предпринимательством.

Она сказала тихо:

– Просто я думала, что ты наконец-то остепенился.

– В смысле, признал себя окончательно слабаком?

Она возразила с жаром:

– Я так не говорила! Что, все, кто работает вкомпаниях, не являясь их хозяевами, слабаки?.. Володя, что ты говоришь?.. Закакие обиды ты хочешь поквитаться с миром? Бизнес жесток, не все в немвыживают. Это не значит, что они слабые. Самые могущественные люди на свете,кстати, как раз назначаемые и выбираемые, начиная от президентов стран допрезидентов ларьков…