Я взял лежавшую на черном столе телефонную трубку:

— Алло? Говорит Дерек Фрэнклин.

В ответ раздался знакомый голос:

— Слава тебе, Господи. А я целый день звоню тебе в Хангерфорд. Потом я вспомнил про твоего брата...

Судя по его громкому голосу, у него было что-то срочное.

Это оказался Майло Шенди, мой основной тренер в течение трех последних сезонов, — человек, не утративший оптимизма в этом коррумпированном, алчном и лживом мире.

— У меня беда, — простонал он. — Ты можешь сюда приехать? Отложи все и завтра утром первым делом приезжай ко мне.

— Э... э... А что случилось?

— Ты знаешь Остермайеров? Они прилетели из Питтсбурга в Лондон по какому-то делу, позвонили мне, и я сказал им, что Дейтпам продается. Ты же знаешь, что, если они его купят, он останется у меня, а иначе его продадут с аукциона. Они хотят, чтобы ты тоже был в Даунсе, когда они приедут его смотреть, а смогут они только завтра. На тебе для них свет клином сошелся. Так что, приезжай, ради Бога.

Понять его возбуждение было нетрудно. На Дейтпаме я выиграл «Золотой кубок». Это был семилетний мерин, которого при благополучном развитии событий еще ждала замечательная карьера скаковой лошади. Его хозяйка чуть не сразила Майло наповал, сообщив ему, что выходит замуж за австралийца и собирается уезжать из Англии, и, если он не найдет среди своих клиентов такого, кто купил бы Дейтпама за названную ею астрономическую сумму, ей придется продать его с аукциона, а Майло, соответственно, придется с ним расстаться.

С тех пор Майло запаниковал, так как никто из его знакомых не считал, что лошадь стоит этих денег: его победа в состязаниях за «Золотой кубок» считалась подарком судьбы из-за отсутствия по причине кашля других признанных «звезд». Мы с Майло были оба уверены в том, что Дейтпама недооценивали, и у меня было не меньше причин беспокоиться, что Майло может его потерять.

— Успокойся, я приеду, — заверил я.

От волнения он едва успевал перевести дух.

— Скажи Остермайерам, что это действительно хорошая лошадь.

— Хорошая, — успокаивал я, — и, конечно, я им об этом скажу.

— Спасибо, Дерек. — Его голос понизился до нормы. — Да, кстати, нет никакой лошади по кличке Конингин Битрикс, и вряд ли такая могла быть. По словам Уэзерби, Конингин Битрикс означает «Королева Беатриса», как нидерландская королева Беатриса, а они не одобряют, когда скаковых лошадей называют именами коронованных особ.

— Надо же. Ну что ж, спасибо, что узнал.

— Всегда рад помочь. Ладно, до утра. Только не опаздывай, ради Бога. Ты же знаешь, что Остермайеры встают с петухами.

— Вот что, — обратился я к Аннет, положив телефонную трубку, — мне нужно что-нибудь типа еженедельника, чтобы не забыть, кому и что я пообещал.

Она стала рыться в ящике с безделушками.

— У мистера Фрэнклина была какая-то электрическая штука с памятью, куда он вводил все, что ему нужно было запомнить. Пока вы могли бы пользоваться ею.

Она вновь начала пересматривать коллекцию черных диковин, но ничего не нашла.

— Подождите минутку, — сказала она, закрывая ящик, — я спрошу у Джун, не знает ли она.

Аннет с деловым видом удалилась, а я стал думать, как убедить Остермайеров, которые могли себе позволить все, к чему у них лежала душа, в том, что Дейтпам может стать их гордостью, если даже и не окупит связанных с ним расходов. В свое время у Майло были их лошади, но с тех пор прошел уже год. «Если мне удастся их убедить, — думал я, — я сделаю большое дело».

Раздался какой-то слабый писк, похожий на сигнал наручных электронных часов. Он был такой приглушенный, что поначалу я не обратил на него никакого внимания, но, поскольку он не прекращался, я решил открыть ящик с безделушками и посмотреть; как и следовало ожидать, звук тут же смолк. Пожав плечами, я закрыл ящик, в это время в комнату вошла Аннет с листком в руках вместо упомянутого ею приспособления.

— Джун не знает, где «Чародей», так что я набросаю вам календарь на обыкновенном листке бумаги.

— Что еще за «Чародей»?

— Тот калькулятор. Компьютер-малыш. Джун говорит, что он делает все на свете, чуть ли не яйца может сварить.

— А почему вы называете его «Чародеем»? — спросил я.

— Это на нем написано. Он размером с книжечку в мягкой обложке, и мистер Фрэнклин больше всего любил его. Он брал его с собой повсюду.

Она сосредоточенно нахмурилась.

— Может, он где-то в его машине? Так, машина. Очередная проблема.

— Я разыщу его машину. — В моем голосе было больше уверенности, чем я чувствовал на самом деле. Так или иначе мне все равно пришлось бы ее искать. — Возможно, «Чародея» украли отсюда, когда ворвались в офис? — предположил я.

Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

— Вор должен был бы знать, что это такое. В сложенном виде он не представляет из себя ничего интересного — просто что-то плоское. На нем не видно никаких кнопок.

— Ведь все эти штуки валялись на полу, да?

— Да. — Она была обеспокоена. — Но почему книжка с адресами? Почему октябрьская страница еженедельника? Почему «Чародей»?

«Из-за алмазов, — инстинктивно подумал я, но не мог это логически объяснить. — Видимо, кто-то, как и я, искал карту с обозначенным на ней крестиком местом, где спрятаны сокровища. Видимо, они знали, что такая существует. И, возможно, они ее нашли».

— Завтра я приеду сюда на пару часов попозже, — предупредил я Аннет. — И мне нужно будет уехать не позже пяти, чтобы в половине шестого встретиться с Эллиотом Трелони. Так что, если вы дозвонитесь до Просперо Дженкса, спросите, не мог бы я повидать его где-нибудь в этом промежутке. Если нет, то в четверг в любое время. Пятница исключается в связи с похоронами.

«Гревил, — думал я, — умер лишь позавчера, а кажется, что прошло уже Бог знает сколько времени».

— Хорошо, мистер Фрэнклин, — ответила Аннет и испуганно прикусила губу. Я улыбнулся, взглянув на нее.

— Да зовите меня Дерек. Просто Дерек. И можете вкладывать в это все, что вам угодно.

— Это временами кажется как-то неудобно, — слабым голосом возразила она.

— Я понимаю.

С некоторым облегчением я спустился вниз в служебном лифте и направился через двор к сидевшему в машине Брэду. Выскочив из передней дверцы, он взгромоздил меня на заднее сиденье, приткнул рядышком костыли и подождал, пока я поднял ногу на мягкое кожаное сиденье и для большего удобства забился в угол.

— Домой? — спросил он.

— Нет. Заедем ненадолго в Кенсингтон, как я говорил по пути сюда. Не против?

Он сделал едва заметное движение головой. Утром я снабдил его крупномасштабной картой Вест-Лондона и попросил разобраться, как доехать до улицы, где жил Гревил. Я очень надеялся, что он удосужился это сделать, так как я чувствовал себя невероятно усталым и мне совершенно не улыбалась перспектива кружения по забитым машинами улицам.