– Он слепил фигурку!

– И чего?

– Да это же культ вуду!

4

Я той весной работал редактором небольшого, но глянцевого журнала. Редакция располагалась в доме, стоящем неподалеку от Зимнего дворца, на углу с Мойкой.

Дом этот был примечателен сразу по нескольким причинам. Главными из них были две: во-первых, за стеной моей редакции находилась квартира тогдашнего петербургского мэра Собчака, а во-вторых, этот дом соседствовал с японским консульством.

Утром следующего после «Манхэттена» дня я сидел у себя в кабинете и хотел пива. День был солнечный, снаружи ходили девушки, а я хотел пива. В два часа ко мне в редакцию заскочил Дмитрий.

– Как дела? Рюкзака моего не видел?

– Нет.

– А дела как? Сегодня отличная погода! Ты не помнишь, когда мы вчера уходили из клуба, у меня был рюкзак? Я где-то потерял рюкзак. Не помнишь, где?

– Нет.

Работать сегодня я бы все равно не стал. Я спросил у своей секретарши, не хочет ли она выпить кружечку освежающего пива? Девушка не любила пиво, но работать она любила еще меньше, а день был солнечный, и мы все втроем пошли в «Манхэттен» искать Димин рюкзак.

Вообще-то секретарша была не совсем секретаршей. Скорее, машинисткой: когда мне не хотелось садиться за компьютер, свои материалы я диктовал ей. На дальнем плане сознания давно бродила мысль, что порядочные начальники за своими секретаршами ухаживают… в смысле – приударяют… или хотя бы делают вид, что ухаживают… а я вот поухаживать так и не собрался. Так что Дима со своим рюкзаком подвернулся вовремя.

Рюкзак вчера он действительно забыл в клубном гардеробе. Отдали его безо всяких разговоров. После этого мы выпили по пиву.

– Какие планы?

– У меня никаких. Я на сегодня свое уже отработал. Как видишь, пью пиво.

– А я организую пикет у японского консульства.

– Когда организуешь?

– А вот прямо сейчас. Через сорок минут. Прямо у твоей редакции. Пойдем вместе?

– Чем тебе не нравятся японцы?

– Ничем не нравятся. Ты слышал, что вчера в Перу убили всех тупакамаровцев?

– С утра смотрел в новостях. А при чем здесь японцы?

Дима долго объяснял, что Перу хоть и находится в Латинской Америке, но на самом деле давно превратилось почти в японскую колонию. Там даже президент – японец, и фамилия у него Фухимори. Так что в смерти партизан виноваты как раз японцы, и их нужно срочно заклеймить.

Дима был очень образованным парнем. Он отлично разбирался в таких странных вещах, как, например, внутренняя политика Перу. Мне слушать его было интересно, а вот секретарша заскучала. Слушая Диму, я опять забывал за ней ухаживать.

– Пойдешь участвовать в пикете?

– Пойду. Почему не поучаствовать в пикете? Непременно пойду и поучаствую!

– Тогда допивай. Кстати, после пикета можем поехать в бункер. К нам приехал Лимонов, он там сегодня выступает.

5

Собственно, главным героем всего этого рассказа является как раз Эдуард Лимонов. На следующий день после того, как перуанский спецназ перебил в Лиме всех партизан «Тупак Амару», и сразу после того, как мой приятель Дмитрий организовал пикет у здания японского консульства, я первый раз сходил посмотреть, как выглядят живые русские писатели.

Сам пикет уложился минут в десять. Димины (лимоновские) партийцы развернули транспарант «Фухимори сбросим в море!», и к ним тут же подскочил постовой милиционер от парадной мэра Собчака.

– Почему без разрешения пикетируете подъезд мэра?

– Мы не мэра. Мы консульство.

– А что такое Фухимори?

– Фухимори – это фамилия перуанского президента.

– Какого президента? Перуанского? А почему стоите у японского консульства?

– Потому что Фухимори – японец.

Постовой задумался. Было видно, что в слове «фухимори» ему чудится незнакомый матюг, адресованный все-таки лично мэру Собчаку. Через две минуты раздумий пикет он запретил, партийцы свернулись и ушли, а я и Дмитрий побрели следом.

Секретарша хмурилась и понимала, что до ухаживаний дело сегодня опять не дойдет, но все равно пошла с нами.

По пути к бункеру Дима говорил:

– Все эти пикеты – бред собачий. Это не метод. Нужно не пикетироваться, а влезать в телевидение. Тогда эффект будет. А просто постоять с плакатиком и уйти – бред собачий.

Я знал, что где-то год назад Дима организовал первую шумную акцию лимоновской партии в Петербурге. Тогда партийцы захватили крейсер «Аврору» и вывесили на легендарном корабле партийный флаг.

Чтобы телевизионщики приехали и сняли все происходящее, Диме пришлось долго их упрашивать. Телевизионщики ставили жесткое условие: сюжет будет показан только в том случае, если участников акции арестуют.

В результате акция выглядела так: в час «икс» партийцы отпихнули юнгу, сторожившего вход на корабль, и полезли на мачту, телевизионщики навострили свои камеры, а Дима долго дозванивался до милиции. Все время, пока милиция добиралась до «Авроры», участники акции мерзли, много курили и иногда слезали с мачты, чтобы угостить обиженного юнгу сигаретами.

ОМОНовцы не желали связываться. Их пришлось долго уговаривать задержать хулиганов. Впрочем, кончилось все хорошо: партийцев, как и было обещано, повязали, а сюжет потом долго крутили по московским каналам.

В том году функции партийного лидера в Петербурге выполнял как раз Дмитрий. Правда, до конца года он не дотянул. Осенью произошел дворцовый переворот, и Диму сместили. Он совсем не расстроился.

Бункер, в котором квартирует петербургское отделение лимоновской партии, – это на самом деле никакой не бункер, а подвальный склад продовольственного магазина. В свое время для партии его арендовал музыкант Сергей Курехин, а когда он умер, аренду стали платить сами партийцы.

Когда мы пришли, Лимонов был уже на месте. Невысокий… очень невысокий… ниже меня… мужчина в кожаном пиджаке. Тонкий голос. Ходит очень маленькими шажочками. Лимонов стоял и говорил, а человек тридцать партийцев сидели на стульях и продавленных диванчиках.

Я не очень понимал, что происходит. Накануне я здорово напился. Честно сказать, меня тошнило. Я просто сел и стал слушать. Не понял почти ничего.

Лимонов несколько раз повторил, что просит держать все, о чем здесь говорится, в секрете. Лишнего не болтать. Но с тех пор прошло несколько лет, думаю, тайна давно не является тайной и можно сказать: речь шла о том, что писатель вместе с соратниками собирался поехать в Казахстан, чтобы поддержать казачий съезд, протестующий против репрессий в отношении русского населения. Позже сам Лимонов называл эту их поездку «Азиатским походом НБП».