рот. Глаза его при этом были испуганные, а взгляд полон вины, требовалось немедля успокоить бедного мальчика.

— Сереженька, ужель Вы думали, что меня расстроит столь стремительный финал? Ночь только началась, а это будем считать предлюдией. Но рискнете ли сейчас поцеловать свою даму?

Корнет на секунду оторопел, однако решительно приподнялся и впился в мои губы, мокрые от его семени. Столь очевидная смелость не могла не восхитить.

— Солено, — смущенно признал Серж.

Собственная смелость придала ему сил, я почувствовала, как член его вновь напрягся, упершись в мое бедро. Молодость и необычность происходящего сделали свое дело необычайно быстро, так что ничто не мешало продолжить. Корнету было велено оставаться на спине и отдаться чувствам, руки его уместить на моих грудях и пальцами ласкать соски. Возражений не последовало.

На этот раз соитие продолжалось долго, и первой сдалась я. Волна благодати из точки внутри живота огненным потоком хлынула сначала ниже, потом захватила все тело, заставив просто рухнуть на Сержа, продолжая движения тазом. Корнет уже подхватил ритм, заставив меня сначала застонать, а затем уже и поскуливать с каждым толчком. Давно не было такого удовольствия.

Почувствовав, что мой любовник сейчас взорвется, вновь наградила, приняв семя в уста. Сергей смотрел, как я играю языком с его членом, и уже по своей воле полез целоваться.

Хороший мальчик.

А еще вдруг стало понятно, от чего мне так легко с ним сегодня. Ведь казалось бы — молодой гусар, которому нет и двадцати, хорош собой, подтянут и свеж, оказывается с проявляющей к нему вполне определенный интерес дамой в ее спальне. Дама уже раздета и ждет амурных упражнений. Но Серж не спешит, потому что ему в этот момент интереснее затеять разговор, суть которого волнует его больше. То есть влеком он не только одним лишь удом, но и головой, а это для женщины привлекательнее, чем способность етить всю ночь без перерыва.

— Саша, а Вы можете озарять так, чтобы любовные силы увеличивались? — внезапно спросил корнет.

Я звонко расхохоталась, настолько неожиданным был вопрос. Все же мальчик остается мальчиком, и переживания о собственных возможностях в постельных утехах будут волновать его больше, чем стремление узнать азы манихейства и получить хоть какой-нибудь Свет.

— Ох, Сережа, да зачем Вам это? Задумайтесь о любовных силах, когда будете в возрасте графа Аракчеева! Хотя он на них точно не жалуется, как не жалуется и Пукалиха, а она с чего-то полагает меня конфиденткой и порой рассказывает… всякое. И нет, я не владею такими талантами. Скорее наоборот — сбить с настроя могу, ошеломить, смутить. С таким Вам к моей подруге, Марго Аммосовой. Вот она по всем амурным делам горазда. И мужскую силу поправить, и бесплодие поправить, если не совсем печальный случай. И наоборот.

— Эээ… ребенка вытравить?

— Никогда! Вот это грех большой во всякой вере. Ребенок нам Богом, кем бы он ни был, дан, не нам его и убивать во чреве матери. Марго может, наверное, но ни за какие деньги или награды не сделает. А вот озарить на то, чтобы не понести — может.

— Вы…

— Конечно, обращаюсь по-дружески. Но уже давно в последний раз, поэтому проявим опаску. Марго на этом гешефте хороший доход имеет, это мне, как подруге, даром помогает. От французских болезней, кстати, тоже лечит, но за это берет очень дорого.

Я устроилась под боком у Сержа, умостив голову на его плотной груди. Он теребил мой светлый локон. Печь в гостиной, наверное, прогорела, Танька растопила ее по летнему времени слабо, но сейчас через открытое окно задувала прохлада. Будить горничную, чтобы развела огонь, не хотелось, можно обойтись плотной простыней. Почувствовав мое неудобство, корнет плотнее обнял меня, согревая своим теплом.

— А ежели дети у нас случились бы, — очевидно, Серж произносил эти слова с трудом, ведь о наследниках в его возрасте думать было бы рановато, да и вряд ли его родители одобрили бы брак с манихейкой, — то они Свет получат?

— Экий Вы, Сережа, расчетливый, — я игриво толкнула его кулаком в бок. — Не себе, так детям Свет. Вообще скорее всего да. Потомство освещенных чаще всего принимает Свет, если посвящает себя Мани. Но есть тут еще одна закавыка. Если родить по молодости, то шансов меньше. Статистика говорит, что лучше всего заводить детей после тридцати трех, тогда ребенок почти точно будет освещенным.

— Кто говорит? — не понял корнет.

— Не кто, а что. Образование, Серж, — залог успеха в карьере! Статистика — это наука о закономерностях. В нашем случае умные люди изучили записи о том, когда рождались дети освещенных, и какова была их дальнейшая судьба. И дознались до того, что больше всего освещенных было среди тех, чьи отец и матушка зачинали их в возрасте от тридцати до тридцати пяти. А ежели папа или мама были слишком молоды, то Свет на детей нисходил намного реже.

После получаса пустой болтовни, теперь больше о службе корнета, мы снова сплелись в объятиях, теперь Серж старался позади меня, но до удовольствия меня довести не смог, чему снова расстроился. Мои уговоры, что час назад я и так была вне себя от благодати, не помогли, так что пришлось вновь испытать границы его готовности к подвигам во имя дамы сердца. В том, что гусар уже влюблен, сомнений не оставалось. Пересиливал себя корнет не долго, чем несомненно приятно удивил опять. Язык его оказался ожидаемо неумел, но старателен, и когда мое тело выгнулось в страстной судороге, раскрасневшийся от смущения Серж с трудом скрывал переполнение свое гордостью. Не столько от того, что подарил любовнице благодать, сколько от осознания, что преодолел внутренний запрет и прикоснулся к некоему таинству.

Дальнейшие вялые поползновения я пресекла, но, кажется, воспринято это было даже с облегчением. Мы уснули, прижавшись друг к другу, правда, утром оказались по разные стороны кровати, каждый, несмотря на общую простыню, завернутый в свой собственный кокон. Повинуясь проснувшемуся голоду, я растолкала Сержа и застонала под ним, взорвавшись в итоге к его и своему удовольствию. Танька, очевидно, подслушивала под дверью, поскольку как только утих мой крик и довольный рык корнета, постучалась и объявила, что завтрак подан.

За столом она смотрела на свою барышню и ее полюбовника с таким умилением, словно бабуля на приехавших погостить внуков. Сержа это нервировало, я про себя хихикала. Кажется, в лице моего спасителя горничная увидела отличную партию для своей госпожи. Корнет молча расправлялся с оладьями, сдобренными сметаной и малиновым вареньем, я потягивала кофий, обдумывая планы на день. Суета