– А мы как должны? Как ваши подопечные называют послушниц и монахинь?

– Я не знаю, – сестра Милица улыбнулась краешком губ, – в миру… это вообще никак не регулируется.

Она чинно проводила их в комнату для паломников – с иконами, цветами на подоконниках и стульями вдоль стен – такую же светлую и пустую, как и секретарская.

Пришлось ждать довольно долго. Страшилин с нетерпением поглядывал на часы и явно томился от того, что в помещении нельзя курить. Катя скромно сидела у окна. Монастырь – тут свои порядки.

Наконец в комнату в сопровождении сестры Милицы вошли две монахини. Точнее послушницы, но Катя пока не представляла себе между этими понятиями разницу. Сестра Милица представила их – вот сестра Римма, а это сестра Инна. К сожалению, сестры Пинны сейчас в монастыре нет – она навещает одинокую пожилую пенсионерку в поселке Каблуково, вернется только к вечерней службе. Потом сестра Милица, сославшись на дела, ушла.

Как только женщины вошли, Страшилин поднялся из вежливости и снова представил себя и Катю по полной форме, затем спросил: нельзя ли поговорить с сестрами по отдельности?

Сестра Инна тут же послушно ретировалась за дверь. Она была очень молода, эта послушница – лет двадцати пяти, не больше. Личико со светлыми глазами и светлыми бровками густо усыпано веснушками. Сестра Римма – гораздо старше, лет за сорок. Катя обратила внимание на ее удивительную походку, она вошла в комнату легко, точно впорхнула – спина прямая, никакой сутулости, хотя взор смиренно опущен. На бледном лице ее выделялись темные брови и живые умные темные глаза. Естественно, никакой косметики, но лицо поражало тонкостью черт. Голову ее, как и у сестры Инны, закрывал черный полуапостольник, черное длинное платье было перехвачено кожаным поясом, и талия точно осиная. Изящество во всем облике – врожденное или приобретенное с годами, Катя подумала, что у сестры Риммы, не уйди она в монастырь, даже в ее возрасте имелось бы немало поклонников.

Страшилин предложил ей стул, и сестра Римма села, чинно сложив руки на коленях.

– Чем могу вам помочь? – спросила она тихо.

– Мы расследуем уголовное дело, – сказал Страшилин. – Могу я вам задать несколько вопросов?

– Пожалуйста.

– Мы с коллегой сейчас узнали, что вы осуществляете шефство над одинокими пенсионерами в поселке «Маяк».

– Да, это одно из моих послушаний – помогать немощным, одиноким и больным.

– Кого конкретно вы навещаете в поселке, кому помогаете?

– В «Маяке» у нас только двое – Железнова Лидия Павловна, у нее в прошлом году умер муж, и она осталась совсем одна. Дети в Америку эмигрировали. И Уфимцев Илья Ильич, пенсионер, тоже одинокий, за ним некому присматривать, потому что сын у него за границей работает. Остальные наши подопечные – это две женщины, обе тяжелобольные, они живут в Каблуково, потом еще на станции возле монастыря…

– Хорошо, я понял, меня интересует поселок «Маяк». Когда в последний раз вы навещали Уфимцева?

– Три дня назад. Я привезла ему продукты, немного убралась у него дома и забрала белье в стирку, у нас тут своя прачечная при монастыре. Мы помогаем в этом старикам бесплатно.

– Вы одна его навещали?

– Одна, у нас график – два раза в неделю мы ездим к каждому из подопечных – то я, то сестра Пинна, то сестра Инна. К каждому из подопечных по очереди.

– Расскажите поподробнее – как вы добираетесь до поселка?

– Иногда на автобусе, а когда много всего везем – продукты, белье из стирки, то на нашей монастырской машине.

– Вы водите машину сами?

– Да, вожу, – сестра Римма кивнула. – Сестра Пинна водит лучше меня.

– А разве это разрешается уставом монастыря? – с любопытством спросила Катя.

– Это же не ради развлечений, это на благо наших подопечных. Мы в поселке еще и соседям помогаем, чем можем, если они просят. Это наш долг.

– Значит, вы навещали Уфимцева три дня назад.

– Да, а что случилось? – тихо спросила сестра Римма.

– Дело в том, что позавчера вечером он был убит в своем доме.

– О господи, – сестра Римма молитвенно сложила руки, – ой, горе… упокой, Господи, его душу… Кто его убил?

– Мы разбираемся, – ответил Страшилин.

– Вы что же, нас подозреваете?

– Нет-нет, что вы, матушка, – Страшилин впервые обратился так к сестре Римме, – мы просто стараемся установить всю картину, предшествующую убийству. Помогите нам, пожалуйста.

– Да я всей душой, – сестра Римма обернулась к Кате, – какое горе… он был так одинок… так боялся смерти, и вот надо же…

– Во сколько вы к нему приезжали?

– После обеда у нас время послушаний и до вечера. Где-то в половине третьего.

– Вы долго у него пробыли?

– Пока убралась в доме, потом мы немного поговорили с ним.

– О чем, если не секрет?

– О духовном, – ответила сестра Римма. – Есть только один настоящий смысл беседы – разговор о духовном.

– Он ведь чтением Библии увлекался, да?

– Да, читал, и порой мы обсуждали прочитанное.

– У него дома много книг. Там у него классики марксизма на полках до сих пор стоят, военные мемуары, книги о политике, – сказал Страшилин, – и художественная литература тоже.

– Это все мирское, – ответила сестра Римма. – Это уже не для нас.

– Герцен у него там на полке, – Страшилин словно вспомнил, – повесть «Сорока-воровка» об ужасах крепостного права. А вот меня всегда вопрос интересовал: церковь хоть когда-нибудь протестовала, говорила что-то против крепостного права в России? Радищев вон возмущался, Герцен… Вот вы в школе учились, помнить должны «Муму» и «Мертвые души» – если вчитаться в текст, это же волосы дыбом. Людей, как скот, продавали – заметьте, не привозных рабов, а своих же, православных. Церковь выступала против этого в то время? Или считалось, что это так и должно быть – торговля людьми?

– Я не знаю, – ответила сестра Римма, – это дела давно минувших дней. Полиция в то время тоже ведь не считала это противозаконным. И писатели не все возмущались. Таков был уклад.

– Таков уклад? – Страшилин хмыкнул. – А что, ничего не должно меняться? Наука идет вперед, очень скоро, например, некоторые дети, возможно, будут рождаться от троих родителей, это поможет на генном уровне избежать наследственных болезней. Церковь станет на это как-то реагировать?

– Простите меня великодушно, я не понимаю предмета нашей беседы, – кротко сказала сестра Римма.

– Ну, вы же говорите, что беседовали со стариком.

– Но не об этом же.

– А о чем?

– Он боялся смерти, – ответила сестра Римма. – Как вы, как я, как все. Только он… он очень боялся, понимаете?