На работе он был авторитет, последняя инстанция, бог — его любили, уважали, побаивались, а для жены Степан стал пустым местом.

Никчемным мужичонкой.

Она не высказывала этого напрямую, не делала презрительных намеков и движений, но он это чувствовал всем нутром!

Нет денег — нет уважения!

Растреклятая жизнь!

Все это варилось, крутилось внутри него неосознанно, а порой вполне сознательно и разъедало кислотой, увеличивая пропасть между ними, превращая обоих в два железобетонно уверенных в своей правоте памятника.

Ни пяди врагу!

Иногда Степан вдруг смотрел на Надю, как она накрывает стол для ужина — так редко, как большой всенародный праздник, — следил за ее движениями, улыбкой, и на него снисходило просветление!

Господи! Что они делают друг с другом и со своими жизнями?!

Они же любили когда-то! Он любил бескомпромиссной юношеской любовью курносую кучерявую Надюшку-хохотушку!

Он же помнил, как они, сбежав с лекций, целовались в саду «Эрмитаж» на всех скамейках и хохотали, когда им попеняла за неприличное поведение замшелая старушка с собачкой. Помнил, как на дне рождения у Федьки Новгородцева, на даче, предоставленной его родителями в полное их распоряжение для празднования данного события, они с Надюхой спрятались ото всех в бане, прихватив с собой початую бутылку харизматичного портвейна «Три семерки». И, немного захмелев, первый раз занимались любовью на жестких полатях, и он все переживал, что ей неудобно, а она смеялась по-русалочьи загадочно.

Помнил бессонные ночи напролет, заполненные шушуканьем, смешками, любовью, и утра, когда дрожали ноги от чрезмерных сексуальных нагрузок.

Куда это все делось?!

Ведь были родными, близкими — каким образом стали чужими, равнодушными, отстраненными? Почему не заметили, как так получилось?!

Но нынешний Степан Больших, реальный человек, который живет здесь и сейчас, в тех обстоятельствах, которые сложились и которые никакие воспоминания не могли изменить, понимал, что ничего не воротишь, как ни старайся. И точно знал, что их брак уже ничто не спасет.

Надеждины коммерческие занятия как-то быстро и резко стали полноценным бизнесом, потребовавшим перемен и в быту, не замедливших сказаться.

В один из редких вечеров, когда они встретились дома, она оповестила Степана о грядущих переменах, своих решениях и предпринятых в данном направлении шагах.

— Хорошо, Больших, что ты дома. Нам надо поговорить!

Последнее время она обращалась к нему только по фамилии, игнорируя имя. Может, так модно было, или это завуалированное пренебрежение?

Ему и это давно стало безразлично.

Он решил, что грядет разговор о необходимости развода, и, странное дело, почувствовал облегчение, как отмену приговора в зале суда.

И ошибся. Нет, не о разводе.

— Нам нужна квартира побольше. Я уже присмотрела пятикомнатную в высотке. Это, разумеется, очень дорого, но мы продадим вот эту твою, бабушкину. Я узнавала, она хороших денег стоит — центр, старый фонд, три комнаты, кухня большая. И еще. Ты помнишь моих дядю и тетю, ученых, они на нашей свадьбе были?

Он помотал головой равнодушно.

— Ну, не важно. У них не было детей и родственников, кроме моей мамы. И они объявили меня единственной наследницей. Семь лет назад умер дядя, а тетя полгода назад. Я уже вступила в права наследования и оформила все документы. Так вот, от них мне досталась небольшая однокомнатная квартира на «Коломенской», возле парка. И самое главное: большой каменный, капитальный дом с участком в академическом поселке. Эту квартиру я продам, а дом оставлю. Сейчас престижно иметь дом за городом.

— Надь? — вдруг спросил он. — А почему ты со мной не разводишься? Зачем я тебе?

— Ты мой муж! — твердо ответила она. — Мы семья. В семье всякое случается. Мы все преодолеем. Я понимаю, что у нас наступило некоторое отчуждение, но это потому, что времена переживали трудные. Сейчас все у нас наладится. Муж — это навсегда!

— Нет! — покачал головой Степан. — «Муж, жена» — это понятия временные, а вот «бывший муж, бывшая жена» — это как раз пожизненно. Я так и не понял, за каким чертом я тебе нужен?

— Ты мой муж! — повторила она с нажимом. — Я тебя люблю! Надеюсь, это понятно?

Это как раз было не понятно — то, что ни фига она его не любит, и давно, не вызывало сомнений. И Степан подозревал, что кто-то у нее есть на стороне. Он-то нет-нет да и добирал недостающего от жены секса и уважухи с временными любовницами.

Но для чего-то он Надюхе был нужен, и именно в качестве мужа.

И Степан отступил, не стал настаивать и доискиваться истины, оставив все как есть, второй раз за день испытав облегчение. Но иного рода — что ничего не надо менять, решать, думать, как устраивать заново свою жизнь, заниматься разводом, юридическими документами, неизбежной нервотрепкой и окончательным чистосердечным высказыванием наболевших, накопившихся обид-обвинений…

Да, боком ему потом вышел этот трусливый инфантилизм! В тот момент еще можно было уйти без особых душевных потерь. Доведи он разговор до логического конца, не махни рукой, решив не будить лихо, пока оно тихо…

Ну а что такого?!

Ой, да ладно! Он абсолютно такой же, как все нормальные мужики! Со здоровым набором присущих данной особи качеств. С большой долей мужского эгоизма, с неизменным стремлением к первенству и главенству, с потребностью в женском восхищении и всеобщем признании его неординарности и превосходства, со здоровой же бытовой ленью и нежеланием перемен, с трепетным отношением к своей драгоценной самости и способностью мстить до последнего, если оную самость принижают.

Ты хочешь улучшить наш быт?

Да, пожалуйста, только сама, и будь добра меня в это не втягивать!

Ты говоришь, что я твой муж и ты меня любишь?

Я знаю, что это неправда, но меня это устраивает и успокаивает!

И все осталось на своих местах — он при работе любимой и безумной занятости, она — при своей, не менее любимой!

Через полгода Надежда затеяла полный капитальный ремонт доставшегося в наследство дома, перепланировку участка и заставляла Степана в его редкие выходные возить ее на дачу на новеньком джипе.

Они никогда не бывали в этом доме одни — не сидели вечерами, любуясь закатами, не прогуливались по окрестностям, не смотрели на огонь в камине. Не выпадали из суеты человеческого общения. Может, если б хоть раз они провели такой вот неспешный вечер вместе, одни, получилось бы поговорить честно, по душам и остановить то разрушительное, что уже накрыло их, или спокойно договориться.

Надежда планировала каждый выезд в дом заранее — кого из нужных людей пригласить, что готовить, программу загородных развлечений на воздухе — сплошной и бесконечный бизнес-план. Степан неизменно представлялся ею гостям как очень занятой человек, талантливый хирург — здоровался, пожимал руки, топил баню, жарил шашлык и не запоминал ни одного лица, проходившего через «дачные выходные».