Знахарка чуть повторно не рухнула, на этот раз от осознания своей близорукости. Гретхен давно уже не была человеком. Она являлась призраком, привидением. Это объясняло все странности в ее поведении: и небывалое всезнание, и потребность в помощи знахарки (призраки-то ведь не могут колдовать), и полеты, тьфу – левитацию, и то, почему она ни разу не прикоснулась к Иве, даже когда та чуть не свалилась с холма, а главное – этот нестерпимый, сжирающий душу ужас. Да и зелье! Недаром оно таким подозрительным показалось Иве. Нет и не было там ни одного компонента для открывания потайных врат, а вот для призвания духов умерших, для облегчения их пути – почти все! В десятую годовщину смерти Гретхен обрела возможность на пару часов оказать физическое воздействие, а бобы усилили эту способность.

Ива мгновенно поняла, почему Гретхен на самом деле пришла сюда этой ночью. Уж вовсе не за тем, чтобы отнести на площадь шар истины. Знахарка теперь вообще сомневалась в его существовании. Очевидно, сегодня было ровно десять лет со дня казни. Гретхен вовсе не телепортировалась со своего костра. Не зря ведьм не топили и не вешали – огонь выпивал силы магов – да и не по зубам было молодой колдунье такое сложное заклинание. Гретхен сгорела там, причем заживо, закончив свою жизнь в страшных муках, чтобы потом десять лет блуждать вокруг города невидимым для людей и не обладающим магическими способностями призраком. Очевидно, город, а тем паче замок барона, был окружен каким-нибудь эффектным заклятием, отваживающим от него привидений. Ива слышала, что такое часто практиковалось, если хозяева не являлись приверженцами убеждения, что замок только тогда и является таковым, когда в нем есть собственный призрак. Однако с помощью доверчивой знахарки – вот дура-то! – Гретхен обрела возможность прорваться сквозь защитные круги.

Сегодня было десять лет с момента смерти девушки, и именно в эту ночь у привидения появилась реальная возможность отомстить. Потребовать расплаты за смерть, боль, предательство. Поэтому ведьма так и рвалась сюда, поэтому она так испугалась того, что Ива дотронется до нее – первый удар гнева должен был обрушиться совсем на другого человека: того, кто корчился сейчас на полу.

Даже сквозь пелену страха, все еще затмевающего сознание знахарки, Ива заметила красоту барона. Теперь она отлично понимала, почему Гретхен была так сражена с самого первого взгляда. Совсем немудрено. Особенно для такой мало что видевшей деревенской девчонки, как… Ива. Или для той, которой раньше была Гретхен. Для наивной девочки, считающей, что она достойна лучшего, чем безликая жизнь в плену тяжелого быта.

Ива просто не могла понять, как человек с таким чистым открытым лицом мог столь хладнокровно отправить невинного на костер – на казнь, мучительнее которой нет. Полные ужаса прекрасные глаза искрились голубизной июньского неба, умытого дождем и словно светились изнутри. О боги, неужели Гретхен… ошиблась?!

Ива смотрела на искаженную ужасом мордашку принца – тьфу, барона – и не могла поверить, что он мог… мог так поступить. Предать, убить… нет, это просто слова – слова, которые не в состоянии передать даже самой малой частицы той боли, которую пережила Гретхен. Гретхен… неужели это шипящее, скалящееся, переполненное злобой и ненавистью существо и есть та миловидная девчонка? Неужели все ложь и все обман? И тебя, Ива, подставили как обыкновенную доверчивую дурочку?

– Это ты, Гретхен? – прошептал вдруг барон. – Ты?

– Да. Я. Узнаешь, паскуда? – прошипело привидение. – Узнаешь? Думал, что через десять лет можно спать спокойно? Нет, мой дорогой и любимый! За всё рано или поздно приходится платить! Думал подставить человека и спать спокойно?

– Гретхен! Гретхен! Я не делал этого! Не делал! Это не я тебя подставил! Я только потом узнал, что это не ты! Когда казна нашлась, да еще в моих покоях!

– Не ври, гаденыш!

Иву вновь пронзил ужас, заставив спиной вжаться в дверь. На барона смотреть было страшно. Страх рвал его на кусочки.

– Это не я! Не я! Не я! – орал он. – Это кто-то из твоих соперниц! Или моих врагов! Может, кто-то, кому тоже очень хотелось стать баронессой!

– Не ври! – Шшипение перешло на ультразвук.

Иву швырнуло на колени, все тело сгибалось и корчилось. Казалось, невидимые ножницы режут ее на кусочки и не остается в ней ничего человеческого, разумного, светлого, а всепоглощающее отчаяние съедает душу и разум, превращая в бессловесное животное, мерзкую тварь, желающую только одного – прекращения этой пытки ужасом.

– Я всегда любил тебя! Тебя! И только тебя! С той самой первой минуты, когда увидел! Самой первой! Я глаз не мог отвести! И счастье мое не знало предела! А потом я узнал, что ты вовсе меня не любила! А просто использовала! Я хотел убить тебя собственными руками! Хотел уничтожить! Чтоб даже памяти о тебе не осталось на этой земле! Но передо мной все время стояло твое прекрасное лицо! В ушах звенел твой смех! И боль была невыносимой! Я так любил тебя, Гретхен! Так любил! Кто-то предал нас обоих, любимая!

– Но кто? – прошептала та.

И это вновь была та милая девушка, от обаяния которой невозможно было укрыться. Она стояла на коленях рядом со светловолосым юношей, и они казались прекрасной парой.

Иве хотелось плакать. То ли потому, что страх отпустил, то ли от осознания несправедливости мира, то ли еще по какой-то причине. Ей хотелось плакать и одновременно укрыться от холода, который ее окутал вдруг со всех сторон. Этот был тот самый холод, что она чувствовала в подземелье. Но тогда он был с одной стороны, а теперь – со всех. Ива вновь сжалась в комок, осознав страшную истину: через нее только что прошли еще два привидения. Знахарка поняла, что они проникли по проложенному ими с Гретхен пути. Более того, они постоянно шли следом, и Ива ощущала их присутствие. Шестым, седьмым или еще каким-то чувством травница догадалась, что это призраки брата Гретхен и брата того ведьмоненавистника Грегори.

Привидения вплыли в комнату, и все мгновенно повторилось. Ужас сковал все тело и разум Ивы, и ей оставалось только беспомощно наблюдать за разыгрывающейся на ее глазах трагедией. Призраки набросились на барона, а Гретхен… попыталась его защитить. Она говорила, что он ни в чем не виноват и кто-то их подставил. А привидения двух молодых мужчин хохотали и кричали, что их тела сейчас лежат в сырой земле по его приказу. И сейчас убитый беглый каторжник вместе со своим убийцей пришли покарать того, кто приказал все это сделать. А в глазах Гретхен тем временем загорелось пламя – ничуть не тише ее погребального костра – и она бросилась на брата. Они сцепились, совсем как дети на деревенском дворе, а Ива корчилась под дверью, тихонько умирая от страха.

Для нее все реплики за и против барона слились в одно неразделимое месиво. Знахарка чувствовала, что еще чуть-чуть – и ее нервная система рухнет. Она закричала. Сорвалась на вопль. Ей было наплевать на то, что она привлечет к себе внимание трех злобных голодных привидений. Казалось, сейчас от ее голоса полопаются зеркала в роскошной спальне. Но что удивительно – призраки замерли. На одно вечное мгновение они застыли. А затем все трое, словно внезапно очнувшись, бросились на барона. Лишь кто-то из них – Ива до сих пор не знает кто – крикнул: «Беги!» И она побежала. Единственное, что она сумела сделать – это сдернуть с постели полуживую от страха девушку – любовницу барона и потащить ее за собой. Причем куда та делась после того, как они выскочили за дверь, Ива тоже не помнила. У нее было занятие поважнее, чем наблюдать за подругой по несчастью, – она бежала. Мчалась прочь от этого места, от разгаданной таким странным образом – хотя тут можно и поспорить – загадки, от трех взбесившихся привидений, от ужаса, что ломает души. Она бежала прочь, зная, что ни одна сила в мире уже не спасет незадачливого барона, посмевшего играть жизнями магов.