Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И как она выбралась в лес, Ива тоже не помнила. Да и что делала следующие несколько часов – тоже.
Как узнала она потом, барон – совсем еще молодой – умер от сердечного приступа.
Такова была официальная версия.
Ива стояла, прижавшись к шершавой коре дерева, и отчаянно до боли и слез вслушивалась в чуткую тишину ночи. Лес сегодня не спал. Близились весенние праздники, которые, в отличие от зимних, не имели точной даты, но ошибиться в их приходе было невозможно: просыпались ручьи, оживали ветра, и откуда-то из глубины земли раздавалась песня весны…
И взвивались до неба костры. Искры их летели к небу, к собратьям, которых глупые люди почему-то называют звездами. И не было на земле ни человека, ни зверя, ни какого другого существа, кто не чувствовал и не признавал победу всепоглощающей царицы-весны.
Дальние костры все манили и манили знахарку к себе. Зудели ноги от желания отправиться в пляс. Горели глаза отблесками далеких звезд. Кожу обжигал ликующий ветер. Сжималось сердце. На губах плясала смеющаяся ночь.
Когда девушка вошла в круг танцующих, никто не удивился. Они вскинули руки, в едином порыве приветствуя колдунью-весну, и знахарка воззвала вместе с ними, чувствуя всей кожей, как оживает вокруг земля: ворочаются в ней нерожденные травы, радуются ожившие воды и просыпаются древние силы.
Никто на этой поляне, как и на многих других, уже не был самим собой, или, наоборот, только этой ночью люди и становились настоящими. Исчезали накопленные поколениями знания, их место занимало единственное истинное желание. И люди кружились в самом древнем танце, а вместе с ними танцевали духи земли, души тех, кто уже ушел, и тех, кому только предстоит прийти. Встречались руки, и каждый из тех, чьи ладони сомкнулись в том танце, знал одну великую тайну – время плясало вместе с ними. Потому что нет ни прошлого, ни будущего – есть только миг и все идет по кругу. Забвения нет. И смерти нет. И нет конца. И так будет всегда, покуда люди будут встречать весну танцем, покуда она будет пьянить кровь, а искры лететь в бездонное темное небо…
И это лучшее на свете колдовство!
Ликует солнце на лезвии гребня!
И это все, и больше нету ничего!
Есть только небо, вечное небо!
Группа «Мельница»
Кладбище было очень старым. Многие могилы почти провалились. Надписи на плитах стерлись. А ограда даже не думала выполнять предначертанную ей богами функцию. Нельзя сказать, что Ива обрадовалась, когда, сбившись с дороги, набрела на этот погост. Однако за ним приветливо дымила трубами деревушка, а желудок настойчиво напоминал знахарке: где печи, там и еда.
Иву все-таки останавливал тот факт, что она появится в селе со стороны кладбища, а не придет по новой дороге. Ничего хорошего это не предвещало. Тетушка всегда говорила: «Бойся идущих с кладбища. Они идут от смерти, и смерть несут на глазах своих». У знахарки не было оснований предполагать, что другие люди не придерживаются того же мнения.
Во избежание всевозможных недоразумений, по-хорошему, ей бы следовало вернуться к развилке и пойти по другой дороге. Однако против этого выступали желудок и ноги, которым категорически не нравились эксперименты хозяйки, заключавшиеся в многодневных переходах без пищи и ночлега. Как известно, эти органы умеют убеждать получше жрецов Всеблагого, так что Ива вздохнула для порядка и скорым шагом продолжила путь через кладбище. Сумерки не лучшее время для таких прогулок – она это смутно подозревала.
Не успела знахарка сделать и пары шагов, как сверху раздалось препротивное карканье, в мертвой (уж простите за каламбур) тишине кладбища прозвучавшее совсем уж зловеще. Ива дернулась и, вскинув голову, увидела на ветке засохшего дерева большого ворона. Тот в свою очередь покосился на травницу и еще раз, только более зло и ехидно каркнул.
Знахарка застыла, не представляя, что делать. Вороны всегда считались носителями самых древних знаний, воплощением мудрости, заодно и пророчили понемногу, но, опираясь на собственный опыт, Ива была убеждена, что хорошего черные оракулы не предсказывают.
Девушка осмотрелась. Кладбище, как ему и положено, выглядело заброшенным, мрачным и пугающим. С другой стороны, рассудила Ива, это может быть обычный ворон, мало ли их здесь водится…. И смело сделала еще шаг. В одно мгновение серое грозовое небо, на фоне которого так эффектно выглядело старое сухое дерево с громадным черным вороном на костлявой ветке, заполыхало оранжевым огнем. Пламя извивалось и кружилось, протягивая к травнице жадные голодные пальцы. Ива в ужасе отпрыгнула, и видение мгновенно исчезло. Лишь ворон на ветке продолжал хрипло хохотать.
Знахарка погрозила кулаком наглой птице, решившей подшутить над суеверным человеком, и назло ей направилась к деревушке прямым путем. Никаких недоразумений больше не произошло, однако в самой деревне травнице оказались почему-то не рады. Обычно Ива получала ночлег за небольшую помощь: то вылечит кого-нибудь от насморка или там прыщей в неудачном месте, то зелье какое приготовит (как правило, любовное), то над огородом пошепчет, чтобы лучше росло. Сейчас же ее хоть и пустили, причем далеко не в первый дом, но подсунули такую работенку, что проще было снова переночевать в лесу, – уж больно тяжелая оказалась больная. Вот только организм настаивал на своем: мол, ночевки на голой земле для него не полезны. Ива повздыхала и решила, что лучше пойдет в корчму, хоть там и придется раскошелиться. Денег было жалко. Особенно с учетом того, что она давеча потратила их добрую половину на неизвестные ей заморские травки. Говорят, у каждого свои слабости. Ива очень надеялась, что у остальных людей они не такие… затратные.
В тот момент, пока она размышляла, в маленькую комнатку, где лежала больная, ввалился грузный богато одетый мужик с лицом, говорящим о его любви ко всякого рода… удовольствиям. Это к вопросу о слабостях.
– Так-так-так, что тут у нас? – ехидно поинтересовался он. – Очередная знахарка-недоучка.
Ива мгновенно прониклась к этому человеку неприязнью. Если бы он назвал ее магом-недоучкой, она бы еще и посмеялась вместе с ним, но знахаркой! Это к вопросу о тщеславии.
– А ты, очевидно, скоморох-недоучка? – брякнула она.
– Я, чтоб ты знала, – так же молниеносно раздулся от самодовольства вошедший, – тутошний староста.
– А-а, – не проявила почтения стерва-недоучка, – бедная деревенька!
– Ах ты!..– задохнулся мужик от праведного негодования. А в это время Ива уже обратилась к родственникам несчастной:
– К сожалению, здесь я мало чем могу помочь. Советую обратиться к храмовикам, мистику там какому-нибудь. Заломы – это по их части.
– Что? Обломилось? Немало тут уже таких прошло, как ты. Все как один шарлатаны! – вновь влез староста. – Если уж человеку пришло время отправляться к богам, то тут уж ничего не поделаешь, – обратился он на этот раз к родственникам. Ива тоже посмотрела. И ей стало вновь неудержимо их жалко. Женщина явно была еще молода. Вот детишки – от девяти до двух лет. Да и муж еще ничего, – наверняка не одна кумушка из соседок порывалась его «утешить», да что-то непохоже, чтобы им это удалось. Как всякая женщина Ива умела сострадать мужчинам – всем хочется верить в любовь, что не проходит и после рождения… одного, двоих… пятерых детей.