Подошел официант, стал расставлять блюда с бараниной. Роман открыл на телефоне галерею и показал крупного серого кота в бельевой корзине.

— Это мой кот, — пояснил Роман. — Его зовут Кукумбер.

— Как интересно, — сказал я. — У одной моей знакомой жил точно такой же кот.

— Это мейн-кун, — пояснил Роман. — Очень хороших кровей.

Полковник Афанасий «Мейн-Кун» Кукумберов приходит в себя в теле подъесаула Искитимова, участвовавшего в Брусиловском прорыве и впавшего в кому после атаки боевых цеппелинов. У него есть одна неделя, чтобы предупредить командование о том, что Империя стоит на пороге чудовищных потрясений. Сюжет для космооперы «Берцы Империи». Я взялся за баранину.

— Я про нас хочу написать, — сказал Роман. — То есть не про нас, а про…

— Адмирала Чичагина?

Баранину в «Вердане» умеют готовить необыкновенно, лучшая в бухте, за три года ни разу не подали пересушенную или сырую, и в этот раз исключения не случилось. Маринованный лук был лишен горечи, но сохранил хрустящую структуру, сладость и кислинку. Ткемали самодельный, сварен классически, на медленном огне, из чуть недозрелых слив, в теле соуса ощущаются волокна.

— При чем здесь Чичагин? Нет, не про Чичагина. Про исчезновение.

— Исчезновение…

— Два пацана пропали.

— Да, я знаю… Мы их тогда искали в лесу, полгорода собралось.

— А Хазина укусила бешеная мышь, — напомнил Роман.

— Точно. Мышь укусила его, а в больницу меня уложили.

Посмеялись.

— И ты хочешь написать книгу про это исчезновение? — спросил я.

— Ага.

Роман отодвинул тарелку с мясом и достал вещь, которую я мгновенно узнал. Писательский блокнот. Ежедневник в бордовой коже, со скрученными нижними углами страниц, с обмятыми углами, на обложке золотым тиснением «2012» и скачущая лошадь. У меня был похожий, правда, вместо лошади вертолет.

Роман открыл блокнот. Страницы исписаны, почерк круглый, экономный, два роста в строку.

— И почему ты хочешь написать именно про это? — спросил я. — Странный, должен признать, выбор темы. Собственно, темы никакой нет, так, мельтешение.

— Тема есть, — возразил Роман. — Тема там есть, во всех этих событиях…

Роман полистал блокнот.

— Понимаешь, эти события… Ну, все, что произошло тогда, в Чагинске. Они как-то связаны.

— В Чагинске случились, вот и связаны.

— Нет, — покачал головой Роман. — Не только поэтому.

— А почему?

Сделаться, что ли, без чувств, пусть везут в больницу.

— Я пока не знаю, — Роман смотрел в блокнот. — Но связаны, это точно, я в этом уверен! Это все так странно. Я расскажу…

Роман облизнулся и несколько потерянно огляделся. Официант выступил из-за колонны и поставил перед ним кружку лагера.

— Спасибо! — Роман схватил кружку и с наслаждением отпил треть.

Поэтому всем заведениям на Набережной я предпочитаю «Вердану», персонал здесь читает посетителей, знает, кому и когда поднести пиво, кому компот. Мишлен Квакин не имел бы здесь ни копейки успеха.

— И давно? — спросил я. — Давно решил книгу писать?

Четыре года назад Роман работал в Доме культуры, небольшой город в Архангельской области, в основном химическая промышленность. Звукорежиссером, видеографом, аккомпаниатором, заведовал аппаратурой и светом. Жизнь не то чтобы, но и не шлак-шлак, постепенно привык. Роман пообтерся и раздумывал, не купить ли уж и мотоблок, не вступить ли в ипотеку, намеревался поставить новый забор и провести воду в дом, но тут произошло.

Пропала девчонка. Родители не затянули, обратились в полицию, обратились к волонтерам. Поисковый отряд приехал быстро, прочесали округу, через пять часов нашли, все в порядке, заблудилась в лесу, уснула.

После поисков в Доме культуры для жителей провели лекцию. Как действовать в таких условиях, куда обращаться и почему исчезают, на что обратить внимание и что должно насторожить. Роман записывал видео.

Лекция закончилась, народ разошелся, волонтеры собрались, но уехать у них не получилось — начался сильный дождь, и поисковики решили переждать до утра. Роман устроил их в библиотеке клуба, возвращаться домой не хотелось, и он остался с поисковиками. Пили чай, ели бутерброды и лапшу, девушка, та, что вела встречу с жителями, захотела покурить. В библиотеке было нельзя, и Роман повел ее на пожарный пост, к ящику с песком.

Они сидели на ящике и курили, сразу за жестяной крышей гремела гроза. Девушка нервничала от жестяного грохота, тогда Роман решил с ней поговорить и спросил, что самое сложное в поиске. Девушка ответила, что привыкла уже и ничего особо сложного нет. И замолчала. Докурила, и сигареты у нее закончились, Роман угостил своими.

Девушка долго курила, покашливая, потом спросила, хочет ли он узнать самое страшное?

Люди пропадают, сказала девушка. Ведется статистика, разбивка по годам, по временам года, известно, сколько пропадают зимой, сколько летом. Известны основные причины исчезновений, сколько теряются в лесу и тонут, известно количество попавших в рабство, известна доля маньяков и число тех, кто теряет память. Из этого складывается некоторая сумма, которая мало меняется от года к году. Но реальное количество пропавших больше. И эта разница слишком велика, чтобы списать ее на погрешность или ошибку в подсчетах. Куда исчезают те, кто не попадает в эти причины, — неизвестно. Люди выходят из дома на работу — и не возвращаются. Бесследно. Навсегда.

— Каждый год в России исчезают тысячи, — сказал я.

— В этом и дело. Люди пропадают. Словно растворяются…

— И что? — спросил я. — Этому наверняка есть объяснение.

— Дело в том, что как раз нет. Объяснений нет.

Роман взболтал остатки пива, но пить не стал, отодвинул. Правильный официант незаметно поменял пустую кружку на новую, Роман отхлебнул и продолжил:

— Есть нечто… Я не могу это точно сформулировать…

Роман потер лоб.

— Это когда тебе кажется все предсказуемым, а потом вдруг ты осознаешь, что это не та предсказуемость. Точнее, не для тебя, ты с облаками ничего поделать не можешь, это все на уровне предчувствий…

Я не очень понял, что он хотел сказать. Роман стал нервно мять пальцы. Раньше он с одного бокала пива не напивался. И раньше он ходил с шашкой.

— С какими облаками? — спросил я.

— Ну, это давно было… Я зверобой собирал для чая, гляжу — облака. Белые и словно на булавки приколоты, ненастоящие, кусочки ваты. Я про такое потом читал — это случается от перегрева или от удара по голове… В мозгу образуются кратковременные нейронные связи, и видишь мир несколько иначе… Но шапочка из фольги, говорят, помогает.

Мы снова посмеялись.

— Я тоже читал про такое, — заметил я. — Кажется, «эффект матрицы» называется. Навязчивое ощущение искусственности мироздания.

— Похоже, — согласился Роман. — Очень похоже. Так вот, облака висели как декорация. А потом вдруг быстро побежали, словно включился какой-то механизм, представляешь? Это