рака груди и собирали крайне мало образцов ткани. Я хотел изменить эту ситуацию. Многие пациенты четвертой стадии, не моргнув, дают разрешение на немедленную аутопсию после своей смерти. Тела этих людей подвели своих владельцев, но их ум не отказал, он продолжает работать. Джейн дала свое согласие.

Спустя несколько часов после смерти таких больных их органы вырезают, чтобы взять из них образцы ткани. Мы исследуем, как мутируют клетки рака груди для того, чтобы заразить другие органы. После удаления мы зашиваем скальп, грудь и живот, поэтому при желании родственников похороны можно проводить в открытом гробу. Все это может показаться слишком мрачным, но Джейн хотела помочь. Для нее это была возможность сделать после своей смерти что-то полезное. Сделать доброе дело.

Несмотря на то что нам не удалось спасти Джейн, она может помочь нам спасти от рака других больных. Она хотела, чтобы взятые из ее тела образцы ткани использовали для работы над созданием новых лекарств. В лаборатории мы исследуем раковые клетки, взятые из тела Джейн и других больных, чтобы понять, как онкология перекидывается из одной части организма в другую. Как раковые клетки попадают из груди в другие части тела? Как эти клетки нападают на другие органы и как в них приживаются? Можем ли мы найти биологическую ахиллесову пяту этого ужасного заболевания? Мы в состоянии эффективно бороться с любым заболеванием только после того, как его поймем.

Невозможность спасти жизнь Джейн стала еще одним локомотивом, продвигающим вперед мое развитие, но не таким, как в случае провала с Кариной. С Джейн все было не так напряженно и эмоционально, более конструктивно. Мы можем учиться на ошибках. После поражения можно пересмотреть свою стратегию и двигаться дальше. После операции Карины я должен был научиться и найти тот путь, по которому буду идти дальше. На это требовалось время. Моя самокритика была настолько сильна, что по крайней мере вначале ее можно было считать нездоровой.

Вот что бы я не стал менять, так это то, как я вел себя по отношению к Карине и ее родителям после операции. Я говорил им, что существует небольшая вероятность того, что она снова начнет ходить. С тех пор прошло более десяти лет, на протяжении которых я оперировал онкологических больных, и даже сейчас я бы сказал им то же самое. Тогда я говорил это, потому что был испуган. Я произнес эти слова исключительно ради самого себя. Сейчас я считаю, что, когда ты говоришь подобные вещи, надо дать пациенту хотя бы лучик надежды. Неделя за неделей пациенты лежат в больнице и с каждой минутой, с каждым новым днем приспосабливаются к новой ситуации, привыкают к ней, после чего сами начинают понимать, что их ситуация вряд ли улучшится. В случаях, как у Карины, на поправку идет очень мало пациентов. Лишь у немногих сохраняются нормальные функции работы мочевого пузыря и выведения кала. Но надежда помогает пациентам жить. В случае с Кариной я пытался отгородить и защитить себя от страшной реальности произошедшего, но мне казалось, что было бы правильно дать девочке и ее родителям хотя бы немного надежды. Тогда я именно так и сделал. С тех пор я больше ни разу не общался с ними и не получал известий ни от Карины, ни от ее родителей. Мне оставалось только представлять, в какой реальности они живут, и в одиночестве переживать свою ошибку.

Когда тяжесть провала тянет вас вниз, очень важно, как вы пытаетесь оставаться на плаву. Поражений и провалов, как личных, так и профессиональных, не избежать, однако они могут вас мотивировать, помогать вам развиваться и двигаться дальше. Неудачная операция Карины подтолкнула меня, заставила стать лучше, мотивировала на то, чтобы учиться и развиваться.

5. Вера

От резкого подъема самолета над уровнем моря я сжал подлокотник кресла. Я сидел у окна с видом на величественные горные вершины. Этот вид отвлекал меня от предстоящей самолету опасной посадки. Взлететь из аэропорта в Лиме, Перу, было просто, но вот сажать самолет пилотам придется на полосу, которая больше подходит для вертолетов. Взлетно-посадочные полосы в аэропорту Эль-Альто рядом с городом Ла-Пас в Боливии выглядят как небольшая площадка, расположенная в кратере потухшего вулкана. В условиях высокогорья с жарким климатом авиалайнер должен заходить на посадку на высокой скорости. Все пассажиры на борту были местными и не выказывали никакого волнения, несмотря на резкое снижение высоты.

Когда шасси коснулось взлетно-посадочной полосы, я ощутил удар в левый висок, словно меня стукнули слесарным молотком. Боль в верхней части глазницы была совершенно неожиданной. Я потрогал висок подушечкой пальца и посмотрел на нее, внутренне готовый к тому, чтобы увидеть кровь из раны от удара головой о перегородку у окна. Но палец оказался сухим, и я понял, что боль исходила не снаружи, а изнутри головы. Это была мощнейшая мигрень от того, что мы за считаные секунды поднялись от уровня южноамериканского побережья на высоту около 3500 метров. Я понял, почему у меня болела голова: все это из-за легких. Я дышал часто и тяжело, потому что воздух стал разреженным, что вызвало напряжение и боль в мозговых артериях.

В 2002 году я приехал в Ла-Пас, чтобы встретиться с Джорджем, главным врачом единственной в городе детской больницы. Я отчетливо помню ту поездку не только из-за мигрени и резкого снижения самолета, но и из-за одного случая, который произвел на меня неизгладимое впечатление. До своего приезда я и не подозревал, что в Боливии мне придется провести операцию, которая изменит мое отношение к вопросу веры. Мы списались с Джорджем в Сети, и я намеревался помочь ему достать современное хирургическое оборудование для его больницы. Он встречал меня в аэропорту, но не узнал, потому что ожидал увидеть человека старше. Он пропустил меня даже в том относительно безлюдном аэропорту. Я был слишком молод, на мне была худи, поэтому мой образ не вязался с образом врача. Джордж стоял в пиджаке с бейджиком с надписью Hospital del Niño[8]. Я сам к нему подошел, и мы начали разговор на профессиональные темы. И по сей день мы смеемся в компании родственников, когда он рассказывает историю о том, как не узнал меня.

Аэропорт расположен на высоком плоскогорье над Ла-Пасом. Древний город построен на внутренних каменистых склонах похожей на котел окружности, по стенкам которой ходят фуникулеры. В отличие от архитектурного плана большинства других городов, в Ла-Пасе бедняки поселились на самом верху с потрясающими видами. Недостатком, пожалуй, является лишь то, что, если у тебя нет денег на фуникулер,