Казалось, он вот-вот встанет с кресла. Вульф поднял ладонь:

– Прошу вас, мистер Кремер, не порите горячку – ведь труп едва успел остыть! Вы не объясните мне, почему, как вы выразились, именно из-за мистера Фабера ваши люди никого не арестовали? Если я вас правильно понял, конечно.

– А вы знаете Фабера?

– Я уже сказал, что все эти люди мне совершенно незнакомы. Я лгу лишь в тех случаях, когда мне это выгодно, причем так, чтобы ложь нельзя было изобличить.

– Ладно, так и быть. Так вот, я бы арестовал вашу клиентку – почти уверен, что арестовал бы, – если бы не Фабер.

– Значит, я перед ним в долгу.

– Именно так. Если бы не отсутствие мотива, который, впрочем, ещё всплывет, то все указывает на мисс Тормик. Она призналась, что фехтовала с мистером Ладлоу в том зале. Судя по всему, больше туда никто не входил, хотя, конечно, кто-то мог проскользнуть незамеченным. Мисс Тормик заявила, что, когда она вышла из комнаты, Ладлоу сказал, что он ещё останется и потренируется с манекеном. Манекен – это такая штука, прикрепленная к стене, с механической рукой, на которую цепляют шпагу. Она сказала, что пошла в раздевалку, оставив щитки, перчатки и маску, а потом…

– А куда она дела свою шпагу?

– Говорит, что оставила в фехтовальном зале. Там на стойке больше дюжины шпаг. Одна из них, с надетой насадкой, валялась неподалеку от тела Ладлоу – предположительно это та, которой фехтовал он сам. На Ладлоу не было маски, но, разумеется, она могла и соскочить после того, как его убили. Я не вижу причин, зачем было её снимать; разве только для того, чтобы создать видимость, что, когда его убили, он не фехтовал. Как, впрочем, я не вижу и причин снимать калдимор, разве что кому-то захотелось затеять игру в прятки. Но вернемся к Фаберу. Он находился внизу, в танцевальной комнате вместе с Зоркой, пока она не ушла с Тедом Гиллом, чтобы показать тому, как нужно держать шпагу. После этого Фабер поднялся наверх и переоделся в фехтовальный костюм, намереваясь позаниматься фехтованием с Карлой Лофхен, когда та закончит урок с Дрисколлом. Он околачивался в коридоре на третьем этаже, когда мисс Тормик вышла из комнаты в конце коридора, причем Ладлоу он тоже видел – тот открыл ей дверь, когда она выходила. Ладлоу окликнул Фабера и спросил, не хочет ли он скрестить с ним шпаги, но Фабер отказался. По его словам, Ладлоу сказал, что пока, дескать, он набьет руку, разминаясь с манекеном, и вернулся в комнату, закрыв за собой дверь, а Фабер и мисс Тормик направились в нишу в другом конце коридора, сели и выкурили по сигарете. Они оставались там до тех пор, пока консьерж не вошел в комнату, думая, что там никого нет и можно взяться за уборку, но увидел тело и выбежал, вопя во все горло. Они бросились туда, чтобы взглянуть, в чем дело, а тут подоспели и все остальные.

Вульф, сидевший с закрытыми глазами, чуть приоткрыл их, до едва заметных щелочек.

– Понятно, – пробурчал он. – Что ж, всего этого явно недостаточно, чтобы её арестовать. Даже, учитывая, что она моя клиентка. С того места, где они сидели, виден весь коридор?

– Нет, ниша расположена за углом.

– Сколько времени они там присидели до того, как поднялась суматоха?

– Минут пятнадцать-двадцать.

– Кто-нибудь их видел?

– Да. Дональд Баррет. Он искал мисс Тормик, чтобы пригласить её отужинать с ним. Он подошел к двери женской раздевалки, и мисс Лофхен сказала ему, что мисс Тормик здесь нет. Потом он разыскал их в нише и оставался с ними минут пять, прежде чем поднялся гвалт.

– Он не искал её в зале в конце коридора?

– Нет. Мисс Лофхен сказала ему, что мисс Тормик заходила в раздевалку и оставила щитки, перчатки и маску, и он решил, что она уже не фехтует.

Немного помолчав, Вульф вздохнул и сказал раздраженно, но негромко:

– Откровенно говоря, я не понимаю, какого дьявола вы ополчились на мою клиентку. На мой взгляд – она символ чистоты и невинности.

– Да, агнец Божий. – Кремер резко встал. – Но… есть в этом деле и ещё кое-что. Насколько нам известно, именно она находилась с ним в той комнате, причем делала против него выпады обнаженной шпагой. К тому же то алиби, которое обеспечивает ей Фабер – из того разряда, что выглядят на девяносто девять процентов правдой и все-таки оказываются фальшивкой. Достаточно выкинуть из его рассказа то место, где он утверждает, будто видел Ладлоу и говорил с ним, когда мисс Тормик уходила из комнаты, и алиби рассыпается в пух и прах. Я не утверждаю, что мне известна причина, по которой Фабер…

Тут вошел Фриц и прервал его. Остановившись у двери, он дождался кивка Вульфа, затем приблизился к его столу и протянул поднос с карточкой. Вульф взял карточку, взглянул на неё и поднял брови.

Он велел Фрицу подождать и задумчиво посмотрел на стоявшего Кремера.

– Вы понимаете, – сказал он, – раз вы все равно уходите, мне ничего не стоило бы попросить посетителя подождать в гостиной, и вы ушли бы не солоно хлебавши. Но я в самом деле хочу сотрудничать, когда это в моих силах. Одного из перечисленных вами клиентов Милтана отпустили. Или разрешили уйти, чтобы проследить за ним – по-моему, такой ваш обычный прием.

– Кого именно отпустили?

Вульф снова бросил взгляд на карточку.

– Мистера Рудольфа Фабера.

– Ничего себе! – Кремер вытаращился на Вульфа, добрых секунд семь не спуская с него глаз. – Чертовски неподходящее сейчас время, чтобы заявиться без предупреждения к совершенно незнакомому человеку.

– Совершенно верно. Пожалуйста, Фриц, приведи его.

Кремер повернулся лицом к двери. Я мысленно засчитал неандертальцу очко. Может, подбородок его и подкачал, но нервы явно были в полном порядке. Любой другой, на его месте, мог, увидев неожиданно перед собой инспектора Кремера, оцепенеть от ужаса, или по крайней мере от удивления, тогда как он не только отпрянул, но даже не побледнел. Лишь приостановился, едва не щелкнув каблуками, поднял бровь и двинулся дальше.

Кремер что-то проворчал в его адрес, затем пожелал Вульфу и мне спокойной ночи и нехотя затопал к двери. Я поднялся, чтобы поприветствовать пришедшего, предоставив Фрицу проводить инспектора.

Вульф срепя сердце пожал Фаберу руку, после чего предложил сесть в кресло, ещё не остывшее после сидевшего в нем Кремера. Фабер поблагодарил и, прищурившись, воззрился на Вульфа, а затем повернулся ко мне и требовательно спросил:

– Как это вам удалось выбраться оттуда? Подкупили фараона, что ли?

Мне достаточно было одного взгляда на него, чтобы понять: задавать вопросы в таком тоне – его обычная манера. Он, казалось, считал само собой разумеющимся, что раз он задал вопрос, ему на него тотчас же и ответят. Я такого не люблю и не знаю никого, кто позволил бы себе так со мной разговаривать.

Я ответил:

– Отправьте мне письмо с нарочным, а я скажу секретарше моего секретаря, чтобы она разобралась в этом вопросе.