по щекам, по шее, затекали в треугольный вырез пуловера, и когда Катя запрокидывала голову, чтобы остановить этот поток, затекали за уши, на волосы, капая на блестящую кожу дивана огромными кляксами.

Сквозь эти слезы Катерина рассказывала подруге свой дичайший детский сон, а та, не пытаясь даже уловить смысл содержимого, обняла несчастную и, медленно, словно укачивая ребенка, раскачивалась вместе с ней и шептала: «Бедная моя, блаженная, блаженная Екатерина, бедная моя..».

И укачала.

Слезы закончились так же, как и начались: кран выключили, поток иссяк. Обессиленная Катерина, пробормотав «я прилягу на секундочку», легла и, неудобно поджав ноги и подложив ладони под голову, мгновенно уснула.

Люська подождала немного: подруга крепко спала, дышала глубоко, ровно, и было понятно, что проспит всю ночь. Люська аккуратно накрыла ее пледом, оделась, погасила в комнате свет, оставив включенной лишь маленькую настольную лампу, но, выйдя за порог, вдруг вернулась.

Она подошла к спящей Екатерине и неловко, размашисто перекрестила ее. Зачем она это сделала, она и сама не смогла бы объяснить: всю жизнь атеистка, ни в какого бога Люська не верила, в храм никогда не ходила и не собиралась. Может, ее рукой водил тот, в кого она не верила — как знать?

Всю дорогу домой Люська сердито бурчала себе под нос: «Приказ ей дали — улыбаться, это ж надо такое придумать! Ну точно — блаженная, блаженная!». Редкие прохожие равнодушно проходили мимо бормотавшей растрепанной тетки — в большом городе встретишь еще не такое.

***

Уже сидя в накопителе в ожидании посадки, Катерина пробовала написать Дарию сообщение, но ничего не выходило. Получалось то слишком коротко и сухо, как телеграмма, то, напротив, слишком длинно и слезливо. Катерина задумчиво глядела в пустой экран телефона, пытаясь подобрать нужные слова и тон, как негромко звякнуло уведомление и в почтовом ящике обозначились два новых письма: одно — с официального имейла центра здоровья «Счастливая жизнь», а другое — с незнакомого адреса. Прочитав адрес, Катерина поняла, что отправитель та самая доктор Юлия Николаевна, которая позавчера ее обследовала и от которой она так спешно сбежала.

Открывать письма Катерина не стала — перетрусила. Непослушной рукой она отключила телефон, малодушно подумав, что Дарию все объяснит Люська, ведь перво-наперво он станет искать Катерину именно у нее.

Катеринин отель был первым в списке размещения и туда, кроме нее, никто из их автобуса не заселялся. Приветливый гид-турок проводил Катерину на рецепшен и, пожелав прекрасного отдыха, отправился развозить других туристов. Девушка-администратор отнеслась к Катерине более чем любезно, наверняка из-за статусного номера, догадалась Екатерина.

И отель, и номер оказались выше всяких похвал — агентша не обманула. Сезон только начался, но майские праздники, когда на курорты высаживались десанты жаждущих отдыха «олинклюзив», еще не наступили, и на обширной пятизвездочной территории было почти безлюдно. После зимнего перерыва приведенный в порядок отель блестел чистотой и свежестью, в огромных холлах царила прохлада, пышные растения в расписных керамических горшках радовали глаз, плетеные диваны и кресла с мягкими разноцветными сиденьями, вышитыми подушками и аккуратно свернутыми пледами так и манили прилечь и отдохнуть, а может, почитать или выпить чашечку кофе, чей волшебный аромат ненавязчиво и нежно обволакивал ленивого туриста. Катерина обожала этот, свойственный хорошим отелям запах, — кофе, прохлады, цветочного, едва уловимого, аромата и — моря.

Море — всегда! — она начинала чувствовать, едва только покидала борт самолета, даже если до самого моря нужно было еще добираться многие километры. «Наверное, ты в первой своей жизни родилась на море, — шутил Пашка и добавлял, — или из моря, русалка…». А что — может, так оно и было?

Еще дома Катерина планировала, что развеет тетин прах сразу, как только разместится в отеле, а теперь передумала. Весь полет ее немилосердно тошнило, и она то и дело отлучалась в туалет, протискиваясь через пожилую женщину, чьи внуки сидели на соседнем, через проход, ряду. Женщина и стюардесса, у которой Катерина без конца просила бумажные пакеты, смотрели неодобрительно и с осуждением, и Катерине было ужасно неловко, и она старалась почти не дышать, но проклятая тошнота изматывала ее, накатывая жуткими спазмами, справиться с которыми не оставалось никаких сил. А ведь накануне она специально ничего не ела, и, конечно, отказалась от завтрака на борту. В конце концов соседка предложила Катерине поменяться местами и сесть с краю («внуки и без моего присмотра обойдутся, а Вам не нужно будет через меня лезть!»), а стюардесса спросила, не требуется ли Екатерине помощь врача («мы сделаем объявление, наверняка в салоне есть врач!»). От того, что плохо подумала об этих милых женщинах, Катерине стало еще более неловко, и в такой маяте прошел весь полет.

Но вот странность, как только она оказалась в своем, по ее меркам роскошном, двухкомнатном номере, плохое самочувствие сняло как рукой и ужасно захотелось есть. А ведь еще час назад мысль о еде приводила ее в ужас и она почти поклялась, что больше никогда не будет есть! К счастью, обед только начался и, наскоро приняв душ и переодевшись, Катерина бегом отправилась в ресторан.

После вкуснейшего сытного обеда ее разморило, она прилегла вздремнуть и проспала всю ночь.

Проснулась рано — выспалась, да и разница во времени сказалась: у нее дома было уже девять, а здесь — всего лишь пять часов утра. Отдохнувшая и бодрая, Катерина положила в рюкзачок заветную коробку и вышла из номера, аккуратно и тихо, чтоб не разбудить еще спящих крепким утренним сном немногочисленных постояльцев отеля, закрыв за собой дверь.

Солнце уже взошло и подсветило море всеми оттенками розового и оранжевого. Небольшие волны накатывали на берег и негромко бились об опоры пирса, по которому шла Екатерина. Освещенная ласковыми солнечными лучами, она не спеша шагала по еще прохладным доскам настила, ее волосы развевались от легкого утреннего ветерка, и, если бы она увидела себя в этот момент, то невольно залюбовалась бы собой, как это сделал старик-садовник, подстригающий кусты в саду и заметивший ее сразу, как только она вышла из отеля.

Стоявшие на пирсе огромные зонты от солнца были сложены и напоминали почетный караул, вытянувшийся в струнку при виде прекрасной Катерины, идущей выполнить свою важную и печальную миссию — развеять над синими водами Средиземного моря прах родного и, пожалуй, самого близкого человека — своей тети Веры.

На краю пирса Катерина остановилась и достала из рюкзака цилиндр с прахом. Помедлив секунду, она решительно открыла крышку и высыпала на ладонь немного содержимого. Похожие