Она замялась, желая избежать ответа.

— Может, я поспешил с выводами, но это, случайно, не муж вашей сестры?

Задавая этот вопрос, я считал, что могу доверять своей интуиции, как доверяет себе опытный следователь. Она, подняв голову, впервые за это время взглянула на меня. Казалось, она была смущена и удивлена. Я впал в легкую эйфорию от собственной проницательности, однако на смену восторгу тут же пришло опасение ранить Сунми таким бесцеремонным поведением. И на этот раз уже я постарался избежать ее взгляда. Она сидела, уткнувшись в колени. Закрыв лицо ладонями. Ее плечи слегка вздрагивали. Она не могла больше сдерживать свои чувства и заплакала. Нельзя было говорить ей, что я видел мужчину вчерашней ночью в ее квартире. И, тем более, хоть я и сгорал от любопытства, я не мог учинять ей допрос, пытаясь выяснить, почему он не остался и ушел поздно вечером, побыв у нее немного.

— Мне нужно побыть одной и подумать обо всем.

Она сидела на корточках, неловко скорчившись между книжными полками. Слышно было по голосу, каких трудов ей стоило совладать с хаосом мыслей и чувств. Мне хотелось положить руку на ее сгорбленные плечи. Хотелось погладить ее по спине и прошептать, что не нужно переживать, что в реальности все складывается не так красиво и идеально, как в наших мыслях и чаяниях, что ясное небо, бывает, хмурится, а после дождя выходит солнце, и это — жизнь. Но я ничего не сказал. У меня перед глазами — лицо брата. Его лицо не дает мне ничего сказать. Я молча посмотрел, как она, не в силах справиться с нахлынувший печалью, всхлипывает и вышел из библиотеки.

Последнее, что я сказал перед уходом:

— Брату нужно снова начать фотографировать. Помогите мне уговорить его.

Какой-то огонек промелькнул в ее глазах.

Когда мать сообщила мне о своем намерении на три дня уехать в командировку и попросила купить ей билет, я заподозрил, что ей все известно о таинственном инкогнито, поручившем мне следить за ней, и что она хочет устроить мне проверку. И вот почему я так подумал: накануне вечером мой клиент позвонил мне, чтобы справиться о ходе расследования, и я заявил, что никакой информации он не получит до тех пор, пока я не узнаю, кто он и зачем поручил мне такое дело. Сразу после этого разговора мать попросила купить ей билет.

Я не лукавил. Ведь я не обещал бросить слежку совсем. Просто даже если бы выяснилось что-то стоящее, я решил ничего не рассказывать своему клиенту, пока не узнаю, кто он такой и какие преследует цели. С одной стороны, это хоть немного оправдывало мое бесстыдное любопытство, которое не давало мне окончательно отказаться от сделки, с другой — я чувствовал, что обязан защитить мать от какой-то скрытой угрозы. В конечном итоге я стал воспринимать происходящее как большую удачу. Ведь если бы это дело попало не ко мне, а к кому-то другому, я не смог бы оберегать мать.

Отчего-то печально улыбаясь, мать сказала, что у нее для меня есть задание, и спросила, где я был. Я не признался ей, что встречался с Сунми. Моим первым порывом было тут же выяснить, правда ли то, что она рассказала мне, но я быстро понял, как неумно поступлю, если буду спешить. Я молча почесал в затылке, а мать, будто не особенно интересуясь, где же я все-таки был, не дожидаясь ответа, перешла к делу:

— Мне нужен билет на поезд до Намчхона на завтра. И обратный. Вот, держи, тут и тебе останется.

Я усмехнулся, мать тоже улыбнулась. Она протягивала мне сумму, которой хватит, чтобы купить билет на самолет, и предлагала то, что останется, забрать себе.

— На нашей машине не поедешь? — спросил я.

Она ответила, что слишком далеко ехать. Я вызвался отвезти ее. Так мне было бы удобно и проследить за ней, и защитить, если что. Она сделала вид, что поразмыслила над моими словами, и отказалась, сказав, что на поезде будет удобнее.

Я купил матери билет на поезд, а на оставшиеся деньги арендовал машину. Мать как будто заранее предвидела мои действия, потому что денег осталось ровно на аренду. Конечно, это были всего лишь догадки, но мысли о том, что ей все извести мелькали у меня в голове с той самой минуты, когда мать обратилась ко мне со своей просьбой. Она видела меня насквозь, ничего не поделаешь. Я не понимал, зачем ей вдруг понадобилось ехать в Намчхон. Никогда не слышал, чтобы её что-то связывало с этим провинциальным местечком — в общем, ее поведение было очень и очень подозрительным. Конечно, рановато было делать выводы, что происходящее связано с порученной мне слежкой, но исключать это было нельзя.

До отправления поезда оставался еще час, а я уже ехал по шоссе в сторону Намчхона. Когда мать, сойдя с поезда на нужной станции, зашла на стоянку такси, я уже ждал ее, припарковавшись неподалеку. Она без колебаний села в первую же машину, а я, не медля ни минуты, тронулся вслед за ней. Такси на небольшой скорости выезжало из города. По практически пустой дороге следовать за такси было несложно. Минут через двадцать началось загородное шоссе. Трасса была узкой и извилистой. Дорожное покрытие местами отсутствовало. По обеим сторонам дороги тянулись леса и фруктовые сады. В слегка приоткрытое окно врывался запах трав. Я вдохнул полной грудью. Машин почти не было, и я держался на приличном расстоянии от такси. Я не боялся потерять его из виду. Куда здесь поворачивать? Никаких деревень поблизости, похоже, не было, и машина просто ехала вперед.

Наконец такси остановилось на холме, с которого открывался вид на море. Едва помещаясь в тесные берега, море поблескивало серебристыми чешуйками и со стороны казалось ледяным. Я думал, мы просто поедем по горной дороге и не ожидал увидеть здесь море. Это было настолько внезапно, что я ахнул, когда передо мной появилась его освежающая гладь. Девственный лес, разомкнув свои объятия, выпустил море на волю. Таинственный и сказочный лес будто достал море из-за пазухи. Священный лес. В нем — начало начал. Древнейший храм, где божествами были деревья.

Такси остановилось, чтобы высадить мать, и мне пришлось спешно проскользнуть мимо них. В этот момент мать обернулась и пристально посмотрела на мою машину. Я был близок к тому, чтобы остановиться. Хоть на мне и были темные очки для маскировки, казалось, что она узнала меня, что она зовет меня и нельзя ехать дальше. Испугавшись, я, не глядя в боковые зеркала, изо всех сил нажал на газ. Моя машина понеслась к морю так же безудержно, как бежит по Калахари, не разбирая дороги, стадо антилоп. Однако я, конечно, не антилопа и остановил машину, прежде чем оказался в море. «Фу», — с облегчением вздохнул я.

Выпив банку газировки, купленную в приморском магазинчике, я вернулся на холм, но такси уже не было видно. И мамы, конечно, там тоже не было. Единственная тропинка, ведущая в горы, была настолько узкой и крутой, что на машине по ней было не проехать. Заросшую высокой травой тропку вплотную обступали деревья. Других дорог тут не было, и догадаться, что мать могла пойти только туда, было несложно. Но куда эта тропинка вела и зачем мать пошла по ней, я даже предположить не мог.

Пробираясь сквозь заросли, я стал подниматься вверх по тропинке. Ветер шелестел травой, играл листьями деревьев и мчался прочь; подъем был довольно крутой. Куда же она пошла? Я, осторожно ступая, шел по тропинке, собираясь пройти ее всю до конца. За поворотом дорога становилась пологой. Отсюда снова открывался вид на сверкающую чешую плененного берегами моря, от которого веяло холодом. Внезапно представшая перед глазами картина моря, словно извергнутого горами, кружила голову. В небе, которое казалось продолжением моря, парили чайки. Линия горизонта была далеко-далеко.