Именно через Херста Крейн позже познакомился и подружился с писателем-социалистом Линкольном Стеффенсом.[220]

Газеты Херста были далеко не единственными, кто жаждал крови Романовых. Осуждение было почти всеобщим. Газета "Chicago Tribune", с которой Крейн был тесно связан, вышла под заголовками "Смерть царю!".[221] Даже первая страница газеты Хантингтона, штат Индиана, "Huntington Evening Herald", кричала: "Улицы Санкт-Петербурга залиты человеческой кровью" и "Россия сейчас стоит перед лицом красной революции".[222] Газета "Minneapolis Journal" опубликовала фотогалерею мошенников, изображающих "клику великих князей", чьи "наглые злоупотребления властью" привели к падению Романовых, и процитировала неназванного российского дипломата в Вашингтоне, который высказал мнение, что их "следует немедленно убрать и повесить".[223] Приз за репортаж с места событий могла бы получить газета "Scranton Republican" за сообщение о "тысячах убитых", "мужчинах, женщинах и детях, хладнокровно расстрелянных безжалостными солдатами", и эскадронах казаков-мародёров, которым было приказано "убивать без пощады".[224]

Даже обычно уравновешенная "Нью-Йорк таймс" изошлась обвинениями в "массовой резне" и "беспомощной, безобидной толпе, расстрелянной войсками".[225] В редакционной статье говорилось, что "порох — единственный аргумент Его Императорского Величества перед своим протестующим народом" и "самодержавие, конечно, правит только силой и террором над подчинённым народом".[226] Автор утверждал, что "прокламация, выдвинутая социал-демократической рабочей партией, не содержит ничего такого, что здравомыслящий американец не мог бы одобрить, санкционировать и подписать".[227] "Это не социализм, — говорилось в статье, — это здравый смысл и политическая мудрость". Было совершенно ясно, по чью сторону баррикад находятся хорошие парни. Любая "одурманенная преданность" презренному режиму была не чем иным, как низменным "суеверием".[228]

Возмущён был также старый член "Друзей русской свободы" Марк Твен. 2 февраля он написал "Монолог царя" — не слишком тонкий призыв к убийству Николая II и всей его семьи.[229] В нём он изображает Россию как страну, где "нет такого понятия, как закон", а его вымышленный Николай II провозглашает о себе и своих родственниках: "Нашим общим ремеслом было преступление, нашим общим развлечением убийство, нашим общим напитком кровь". Для Твена Романовы были "семейством кобр, управляющих ста сорока миллионами кроликов, которых мы мучаем, убиваем и едим всю нашу жизнь".

Поскольку пресса и известные писатели заняли непримиримую позицию, было неизбежно, что политики должны были вмешаться. На следующий день после Кровавого воскресенья конгрессмен Роберт Бейкер, представляющий 6-й избирательный округ Нью-Йорка, "взволнованно" прервал заседание Палаты представителей, потребовав перерыва, чтобы продемонстрировать "наш неописуемый ужас перед бессмысленной резнёй, которая произошла в России".[230] Никто не поддержал его предложение, но его театральная выходка попала в газеты. Другим возмущённым политиком был судья Верховного суда Нью-Йорка (и будущий мэр Готэма) Уильям Дж. Гейнор. Выступая на собрании Еврейского образовательного общества, благотворительной организации Шиффа, он назвал царя "орудием и жертвой коррумпированной и алчной церкви и аристократии" и заявил, что такому режиму "нельзя позволить существовать".[231] В комментарии, который согрел бы сердце современного неоконсерватора, Гейнор добавил, что если российский народ не сможет положить конец этой тирании, "объединённым цивилизациям мира придется вмешаться, как это сделали Соединённые Штаты в случае с Кубой". Официальный Вашингтон хранил дипломатическое молчание, но "неофициально каждый видный человек в правительстве, начиная с президента, проявляет живейший интерес к сегодняшним событиям".[232] Что касается Уолл-стрит, то события в России, как сообщается, держали рынки "в состоянии нервного напряжения", вели себя "беспорядочно", но не проявляли "явной слабости".[233] Все ждали, в какую сторону прыгнет кошка.

Но как же на улицах? Какую реакцию там вызвали беспорядки в России? Учитывая большое русско-еврейское население, Нью-Йорк стал эпицентром реакции. 23 января газета "Times" сообщила, что кафе Ист-Сайда "пылают" от тысяч нетерпеливых людей, стекающихся в редакции газет за последними новостями. Члены Бунда (русско-еврейских социал-демократов) отмечают, что восстание совпало с открытием их ежегодного съезда. Теперь их целью был сбор средств для "своих братьев, которые борются за правое дело в России".[234] Один бундист с гордостью отметил, что за последние 6 лет они отправили в Россию 500 тыс. долларов на финансирование революционной пропаганды. Предположительно, они были собраны среди людей с очень небольшим доходом. Вопрос о деньгах также поднимался в статье "Times" от 29 января о "Нью-Йоркском крае русского восстания".[235] В ней революционер из Готэма рассказал, что "собираются деньги, которые отправляются тайным агентам в России".[236] То, как деньги попали к ним, тактично умалчивалось, как и то, откуда они взялись. Конечно, шляпы тоже передавали по рядам, но только ли? Если Шифф был готов финансировать радикальную пропаганду, распространяемую "Друзьями русской свободы", было ли это потому, что у него уже была привычка так поступать?

Когда бундовцы мобилизовались для действий, была созвана ещё одна русско-еврейская встреча. 23 января около 1000 человек набилось в Клинтон-холл, где, среди прочих, слушали "страстное обращение" Хаима Житловского, "аккредитованного агента Русского революционного общества".[237] На самом деле Житловский представлял Партию социалистов-революционеров, центральный комитет которой направил его и ветерана-радикала ("Бабушку русской революции") Екатерину Брешко-Брешковскую в США в октябре 1904 года с миссией сбора денег и распространения пропаганды. Иногда сигара — это просто сигара, но время для их миссии было выбрано, безусловно, случайно. После этого специальный комитет собрался в доме другого эмигранта, социал-демократа доктора Сергиуса Ингерманна. В тот же вечер в "Клубе универсалистов" раввин Джозеф Сильверман сказал собравшимся, что "сегодняшняя революция — естественное выражение угнетенного человечества" и "правые победят".[238] Постоянной работой Сильвермана было руководство самой престижной реформистской синагогой Нью-Йорка "Храм Эману-Эля". Эту синагогу посещали Джейкоб Шифф, Оскар Штраус и другие представители еврейской элиты Сити (и Уолл-стрит).

Тем временем в Чикаго "Бабушка" Брешковская созвала собрание сочувствующих эсерам для разработки стратегии заговора. Помимо сбора денег, они инициировали кампанию петиций с требованием, чтобы царь даровал реформы и положил конец насилию. Принималf и помогалf Брешковской хорошая подруга Чарльза Крейна Джейн Аддамс и местное отделение "Друзей русской свободы".[239]

Царская власть устояла

Несмотря на горячие надежды российских диссидентов и их американских сторонников, режим Романовых не сдался, но и не смог быстро восстановить контроль над ситуацией. В феврале русская армия потерпела еще одно поражение в Маньчжурии (битва при Мукдене), а в мае русский Балтийский флот, отправленный вокруг света, был практически уничтожен японцами в Цусимском проливе.

Также в мае президент Теодор Рузвельт предложил свои услуги по организации мирной конференции, и в июне Токио и Санкт-Петербург согласились.