— Наверное, да, Лорелея.

Боже, как ему хотелось, чтобы это было правдой…

К ним подкралась Красавица. Лорелея обвила руками мохнатую шею собаки, которая заурчала от удовольствия и потерлась мордой о бедро девушки. Дэниел заинтересованно наблюдал за Лорелеей. В его душе жестоко боролись между собой противоречивые чувства: желание быть независимым от людей и тоска от одиночества и отсутствия рядом родной души; желание иметь верного друга, любимую и любящую женщину и неверие в эти божественные чувства — дружбу и любовь. В своей жизни он редко сталкивался с искренней привязанностью. У него было много женщин, слишком много, но ни к одной из них он не испытывал подобного чувства. Иметь так много любовниц, предполагал Дэниел, это для мужчины один из способов самоутвердиться, наивное средство доказать себе и другим, что он чего-то стоит.

Лорелея прижалась щекой к густой собачьей шерсти, и он был поражен переменой, произошедшей в ее лице. Глаза девушки светились настоящей любовью.

Проклятие. Она была сейчас так надежно укрыта. Но что же может сделать с ней мир, лежащий за пределами гор? Лорелея подняла глаза и перехватила его взгляд. Дэниел выдавил из себя улыбку.

— Забавные собачки.

— Отец Дроз говорит, что еще древние римляне использовали их для перевозки тяжестей. Около пятидесяти лет назад каноники начали использовать их как спасателей. Красавица спасла четырнадцать человек, — девушка взяла в руки одну из собачьих лап. — Они необыкновенно подходят для этой работы. Смотрите, какие у них перепончатые лапы. Это помогает им не проваливаться в снег. Собаки могут чувствовать снежный обвал еще до его начала и находить человека, погребенного под снегом.

Она потрепала собаку за уши.

— Красавица сделала это в прошлом году, правда, девочка? Прошлой зимой в миле отсюда во время снежной бури заблудилась семья. Красавица нашла их, — наклонившись, Лорелея погладила разбухший живот собаки и ласково улыбнулась: — У нее будет не менее шести щенков.

— И всех их будут обучать как собак-спасателей?

— Только самых лучших. Остальных увезут в Бург-Сен-Пьерр. Их будут использовать в качестве ездовых собак или держать просто как домашних любимцев.

— Кто обучает их работе спасателей?

— Отец Дроз.

Дэниел криво ухмыльнулся:

— С вашей помощью.

— Иногда. Барри — мое собственное творение.

Услышав свою кличку, молодой пес подбежал и лизнул ее руку.

— Я их очень люблю.

Дэниел изучающе посмотрел в карие, комично печальные глаза пса, который смотрел на девушку с настоящим обожанием.

— Ваши чувства взаимны.

— В детстве я играла с ними. Собаки были моими друзьями. Отец Джулиан беспокоился, что я не могла общаться с детьми, но я никогда не была в одиночестве. Я бегала и лазила вместе с собаками, перевязывала их раны, смотрела, как они рождались, и оплакивала, когда умирали.

Лорелея по-мальчишески озорно улыбнулась Дэниелу:

— Хотите увидеть спасателей в действии? Смотрите!

Девушка подбежала к краю ущелья, поднялась на огромный сугроб и исчезла за ним.

— Боже! — воскликнул Дэниел и уронил свою трость. Вместе с собаками он взобрался на снежную стену.

Сердце подпрыгнуло от ужаса к самому горлу, он задыхался. На узком выступе неподвижно лежала Лорелея, ее глаза были закрыты, а лицо — белее снега. Проклиная свое ноющее колено, Дэниел двинулся к краю ущелья.

Собаки действовали быстрее. Как будто он был кроликом, а не гигантским псом, Барри стремительно пронесся вперед и остановился рядом с Лорелеей. Красавица подбежала следом за ним. Они начали рыть снег рядом с девушкой, лизать ее лицо и лаять, призывая на помощь.

Дэниел съехал вниз по насыпи. Его загипсованная рука выскочила из перевязи. От плеча до пояса тело обожгла боль, Снег набился под рубашку и холодил кожу. Он присел рядом с Лорелеей и положил ее голову себе на колени.

— Лорелея! — дрожащим голосом позвал Дэниел. Боже. Убив себя, она выполнила его миссию.

Он должен был почувствовать облегчение, что все свершилось без его прямого участия.

Девушка не пошевелилась даже тогда, когда Барри лизнул ее в висок своим длинным, розовым языком. Ее лицо оставалось спокойным, как маска смерти. А может, она потеряла сознание от удара. Посмотрев вверх, Дэниел увидел камень, выступающий из снежной стены.

— Черт побери, — напряженным от растерянности и страха голосом проговорил он. — И что мне теперь делать?

— Прежде всего — перестать ругаться, — голос девушки прозвучал для Дэниела как песня. — Это беспокоит собак. Прекрасно, друзья мои! — похвалила она Красавицу и Барри. Взмахом руки Лорелея отослала их, и собаки побежали вверх по насыпи.

Дэниел почувствовал облегчение и ярость одновременно.

— Вы меня разыгрывали?

— Конечно. Мы их так тренируем. Я же говорила вам.

— Лорелея! — он схватил ее за плечи. Боль в загипсованной руке отдавалась в виски. — Вы же могли убить себя!

В ее глазах заплясали озорные огоньки.

— Нет, Вильгельм. Я знаю в этих горах каждый камешек. Вам никогда не следует беспокоиться о том, что я совершу роковую ошибку.

К своему удивлению, Дэниел заметил, что у него дрожат руки. Он попытался остановить дрожь, еще крепче стиснув плечи девушки. «Я мог бы задушить ее. Я должен был это сделать и покончить со своими мучениями раз и навсегда», — подумал он.

Лорелея рассмеялась, упала ему на грудь, а потом откинулась назад, задумчиво глядя на него. В ее волосах застряли крупинки снега и прошлогодние жухлые травинки. Улыбающиеся губы были влажными.

— Я испугала вас, да? — прошептала она, согревая дыханием щеку Дэниела. — Мне очень жаль, Вильгельм.

Вильгельм. Это был Вильгельм, который вдруг прижал ее к своей груди; Вильгельм, который поцеловал ее в губы; Вильгельм, который услышал ее быстрый, удивленный вздох. Он целовал девушку так, как Дэниел Северин никогда не целовал ни одну женщину, не преследуя никакой иной цели кроме единственной — показать ей, какое испытывает облегчение и радость. Он нежно обнял ее, вдыхая исходящий от волос головокружительный аромат леса, снега и весны, лаская ее маленькое, теплое тело.

Вскоре, вопреки здравому рассудку, Дэниел понял, что страстно желает ее.

— Открой свой рот, — услышал он свой шепот. — Чуть-чуть.

Девушка приоткрыла губы, и его язык коснулся ее языка. Дэниел ощутил вкус свежей клубники, нежной и зрелой, и невыносимо сладкой.

Ее руки в варежках ухватились за его плечи и крепко стиснули их. Она прижалась к нему грудью, и рука мужчины нежно ласкала ее тело.

Дэниел воззвал к своему рассудку. Он был не Вильгельмом, а наемником, у которого нет никаких прав даже касаться этой чистой, невинной девушки. Он отпрянул назад. По ее лицу медленно расплылась нежная, мечтательная улыбка. У Дэниела засосало под ложечкой. Кажется, все гораздо хуже, чем он думал.