— Можешь, Ростик, не пересчитывать. Мы фуфла не гоним. Все как в банке.

— Ну что вы, Олег! — сказал Ростислав с мягкой укоризной. — Разве я мог в вас усомниться? Ведь мы столько лет сотрудничаем.

— Ну, — Орликов поднялся из мягкого кресла во весь свой почти двухметровый рост, — тогда нам пора. Спасибо, Ростислав Львович.

Он пожал Вишневскому руку. То же самое сделал и Лисицын, не скрыв, впрочем, некоторого чуть брезгливого колебания. Оба бизнесмена вышли, забрав с собой небольшую картину, и спустя минуту уже стояли вместе с ней напротив «новорожденного» префекта Центрального округа Николая Выхина.

Кирилл Ласкин вышел в центр и заговорил очередным знаменитым политическим голосом:

— Мы вынуждены прервать трансляцию стриптиза. Таково наше волевое решение, а недовольных мы будем мочить…

Среди публики раздались смешки.

— Ну, в общем, вы поняли. Жестоко мочить. Очень жестоко и бескомпромиссно. Возможно даже, — ведущий заговорщицки понизил голос, — возможно даже, в сортире!

Тут конферансье резко сменил образ и продолжил уже другим, еще не совсем забытым, окающим говорком:

— Товарищи! Процесс пошол, товарищи! Слово для доклада предостовляется Онотолию Николаевичу Орликову. Включите, пожалуйсто, пятый микрофон!

Орликов и Лисицын подошли к эстраде, Анатолий взял у ведущего микрофон.

— Уважаемый… нет, дорогой наш Николай Ефремович! Не откажитесь в знак нашей дружбы принять от Олега и меня небольшой подарок. Пусть он напоминает вам о нас и о нашей к вам самой искренней симпатии.

Олег Лисицын махнул рукой, и здоровенный охранник внес накрытую платком картину.

— Зная ваше пристрастие к русской живописи девятнадцатого века, мы позволили себе, — Анатолий мигнул Олегу, и тот эффектным жестом сорвал с картины платок, — подарить вам эту картину. Это «Морской пейзаж. Севастополь». Художник Георгий Азовский.

По Дубовому залу пронесся шелест изумления.

— Ребята, да вы с ума сошли! — только и смог вымолвить именинник. — Я не могу принять такой дорогой подарок.

— Вы нас смертельно этим обидите, Николай Ефремович! Вы знаете, что мы можем себе это позволить, не рискуя своим куском хлеба. И нам очень хочется подарить вам именно эту вещь.

— Спа… спасибо! У меня просто нет слов! — Выхин действительно был поражен и искренне растроган. Казалось, он вот-вот заплачет от умиления. — Спасибо!

Он обнял и расцеловал Анатолия, а потом Олега.

— Знаете что? — Выхин потащил обоих дельцов обратно к столику. — Раз такое дело, то надо выпить на брудершафт.

Он наполнил рюмки. Рука его лихорадочно подрагивала.

— Значит, так. Зовите меня просто Коля и на «ты». Ура!

— Ура!

— Виват! Я требую продолжения банкета!

И банкет действительно продолжался. Шампанское и водка лились щедрыми потоками, баранина «Сервантес» и стейк «Гоголь» сменяли телячью вырезку «Пастернак» и оленину на гриле «Маяковский», а их, в свою очередь, сменяли другие знаменитые фирменные блюда всемирно известного ресторана, и все более и более натужно шутил Кирилл Ласкин.

Как ни пытался Анатолий Орликов навести разговор на проект ликвидации рынка с созданием на его территории транспортного узла и торгового центра, сделать ему это не удавалось, поскольку префект, постепенно хмелея, проявлял все больше интереса к девочкам из кордебалета и все меньше — к разговорам о делах. Картину, которую по его просьбе аккуратно и надежно завернули, он поставил рядом со своим стулом и периодически незаметно поглаживал ее, как любимую кошку.

И уже глубоко за полночь наконец решено было расходиться по домам. Праздник закончился.

— Надо позвонить, чтоб прислали мою машину, — сонно выговорил Выхин.

— Ни в коем случае, Коля! Я вас отвезу! — горячо запротестовал Орликов. — То есть тебя отвезу.

— Да и я в принципе могу. — Лисицын, казалось, был чем-то встревожен. — Давай лучше я, мне ведь по дороге.

— Не волнуйся, Олежек, мне тоже по дороге, — не уступал Орликов. — Ты в следующий раз Колю отвезешь, хорошо?

— Ну хорошо, — нахмурился Олег.

— Не обижайся.

— Ребяточки, да к чему такое беспокойство? — продолжал сопротивляться префект.

— Коля! — строго отчеканил Анатолий. — Никакого! Беспокойства! Тут! Нет! Идем. Машина у меня большая, марки «Мерседес». Вам… тьфу ты, да что же это такое! Я хотел сказать, тебе будет удобно.

Трое вышли из здания ЦДЛ, возле которого уже стояли два совершенно одинаковых серебряных «Мерседеса». Орликов подвел Выхина к первому из них и распахнул перед ним дверь:

— Прошу.

— А как же Олег? — продолжал беспокоиться Николай Ефремович.

— А Олежек за нами поедет. Вторая машина — его. Драгоценную картину аккуратнейшим образом положили в багажник того же автомобиля и тщательно укрепили.

— Теперь надежно. Можно ехать.

Маленькая кавалькада стремительно и почти бесшумно летела сквозь ночь. Первым шел японский внедорожник «Хонда», за ним — два длинных и блестящих «Мерседеса», и замыкал колонну джип «БМВ». Все четыре машины были почему-то одинакового серебристого цвета, и от этого казалось, что вечерний город пронзает маленькая серебряная стрела.

В головной машине начальник охраны с лицом, похожим на древесный сруб, мучил и донимал молоденького рыжего водителя:

— Звезда в созвездии Большой Медведицы. Шесть букв, третья мягкий знак.

Водитель натужно кряхтел: очень хотелось послать начальника подальше, но грубить было невозможно, а как сделать это элегантно, рыжий не мог придумать.

— Итальянская актриса, сыгравшая в фильме Д. Линча «Синий бархат». А, вот: узкая дорога в горах.

— Серпантин, — радостно выпалил шофер.

— Ишь ты какой умный! Сам знаю, что серпантин. Да вот только букв-то всего пять. Четвертая «п». Ну?

В замыкающем процессию джипе «БМВ» разговоров не было. Мрачный шофер слушал радио «Шансон», его напарник сосредоточенно изучал порнографический журнал.

Пассажиры первого «Мерседеса» вели неспешную беседу.

— Толя, дружок, вы просто… ты просто не представляешь, как вы с Олежеком меня порадовали картинкой. Такая прелесть!

— Прекрасно. Я так рад это слышать.

— А как ты думаешь, она там в порядке, в багажнике? С ней ничего не случится?

— В полном порядке! Мы хорошо ее упаковали и укрепили, а багажник у меня совершенно чистый. Я же в нем дыни на базар не вожу.

Николай Ефремович Выхин захихикал.

— Может, коньячку? — гостеприимно предложил Анатолий. — У меня здесь прекрасный бар.