Она была отвратительна самой себе и кляла себя за столь безобразный поступок. Как можно было допустить такую выходку сразу же после бабушкиной кончины? Джорджию мутило от боли в животе. Сбросив одеяло, девушка побежала в ванную.

Когда она увидела в зеркале мертвенно-бледную физиономию с всклокоченными волосами, то чуть не содрогнулась от омерзения. Включив душ, Джорджия встала под ледяную воду и принялась мыться так тщательно, будто счищала грязь ночного кошмара.

Одевшись, она мрачно подумала, что Митч Флетчер ни в чем не виноват. Он лишь взял то, что ему предложили. Почему бы и нет? Ведь все мужчины таковы, и на его месте ни один не упустил бы свой шанс. Хотя как сказать… Она закусила губу. Если честно, по ее мнению, Митч Флетчер вовсе не был похож на тех, кому достаточно подмигнуть, чтобы заполучить в объятия. Она, конечно, полагала, что он более волевой и… проницательный, чем это оказалось на самом деле, но он действовал, исходя из ее предполагаемой неудачи с любовником.

Джорджия горько усмехнулась. У нее был один, и только один, любовник. Она закрыла глаза и, тихонько покачиваясь из стороны в сторону, вдруг снова представила, как, несмотря на полную неискушенность, настойчиво и страстно призывала Митча овладеть ею, как будто кто-то подсказывал ей нужные слова… Она так сильно захотела его, что отбросила страхи и скованность, непременно сопутствующие первому сексуальному опыту, и домогалась своего избранника жадно и настойчиво.

Хорошо, что она сейчас одна. Джорджия выглянула в окно – машины Митча около дома не было. Девушка не могла представить себе, как снова увидит его. Прошедшая ночь, похоже, была временным умопомешательством, вызванным смертью бабушки, – по-другому это объяснить нельзя. Но сможет ли Митч… сможет ли он понять ее? И вообще, имеет ли это для него хоть какое-нибудь значение?

Нахмурившись, она прошла на кухню и увидела на столе сложенный лист бумаги.

Записка была адресована ей, и Джорджия развернула листок с недобрым предчувствием. Быстро пробежав глазами письмецо, она уронила его на стол, побледнела, – потом покраснела – между строк коротенького и вежливого послания она прочитала все, о чем умолчал его автор.

Она была ему отвратительна. Что и следовало ожидать. Джорджия и сама чувствовала то же самое. Ничего удивительного, что Митч решил уехать… Вся дрожа, она снова взяла записку и рассеянно расправила бумагу. Почерк был красивым и разборчивым. Джорджия поймала себя на том, что с жадностью вглядывается в буквы, образующие подпись, и водит по ним кончиком пальца так же, как гладила ночью самую чувствительную часть на теле Митча. Смутившись и ужаснувшись, она судорожно сглотнула. Ни за что на свете Джорджия не хотела бы столкнуться с ним лицом к лицу и увидеть в его глазах оценку ее поступку; но вместо того, чтобы испытать облегчение от его письма, она ощущала себя потерянной, покинутой, опустошенной и отвергнутой. Более того – осиротевшей. Джорджия придвинула стул и села. Она чувствовала сейчас то же самое, что и в больнице, когда умерла тетя Мей. Девушка поежилась. Какой-то идиотизм!.. Митч Флетчер ничего не значит в ее жизни, просто пустое место. Они едва знакомы…

Однако, помимо ее воли, в мозгу всплыли картины, предательски подсказывающие, как много она знает об этом мужчине, например: его походку, изменчивое выражение глаз, его движения… запах его тела и каково оно на ощупь.

Знания из области физиологии, с издевкой подумала Джорджия. Они не в счет.

Но ведь она знала о нем гораздо больше. Он отзывчив и заботлив. У него есть свои, твердые и четкие, принципы. Как это ни смешно, но их взгляды на жизнь во многом были схожи. Она ведь тоже считала, что мужчина и женщина должны терпеливо строить свои взаимоотношения, и если один из них дал другому обязательства, то дал их навсегда и должен выполнять, даже если пылкая любовь войдет в более спокойное русло.

Звонок телефона прервал ее мучительные размышления. Джорджия сняла трубку и, узнав медсестру, почувствовала острое разочарование – она ожидала, надеялась и безумно хотела услышать совсем другой голос.

Медсестра извинилась за беспокойство и попросила девушку приехать в больницу для выполнения необходимых формальностей.

Джорджия, нервничая, выслушала ее и поблагодарила за все советы и предложения. Она считала, что похороны должны быть скромными, ведь на новом месте они почти ни с кем не общались, да и раньше бабушка вела довольно замкнутую жизнь.

Гордостью этого маленького городка была старинная церковь, и Джорджия знала, что тетя Мей хотела быть похороненной именно здесь, на тихом кладбище рядом с храмом.

Следующая неделя прошла как в смутном сне; мысли Джорджии были все время заняты невеселыми хлопотами и приготовлениями – надо было достойно проводить бабушку в последний путь. Чувство утраты оставалось тяжелым и непреодолимым.

По ночам девушку одолевала бессонница: измученная, она лежала в постели с открытыми глазами, вспоминая детство, школьные годы… маленькие и серьезные жертвы, на которые тетя Мей шла ради нее… Если бы она только могла выразить свою благодарность бабушке…

Мысли о Митче отошли на задний план, да она бы и не вынесла столько переживаний одновременно. Знакомые отнеслись к Джорджии с состраданием и пониманием, но, несмотря на всю их доброту, девушка знала, что никто не оплакивает эту потерю так, как она. Она чувствовала, что отдаляется от людей, и чем дольше длится ее одиночество, тем сильнее становится страх. Джорджия почти физически ощущала невидимый барьер между собой и окружающими, но глубокая скорбь мешала ей преодолеть образовавшуюся вокруг пустоту.

Она потеряла не только сон, но и аппетит. Ее постоянно тошнило, и все вокруг казалось нереальным.

Медсестра убедила девушку, что подобное происходит довольно часто после смерти родственников или друзей.

– Поговори об этом с кем-нибудь, – мягко посоветовала она, – и тебе станет легче. Потеряв близких, многие замыкаются в себе, избегают упоминаний об умершем… опасаясь, что боль ослабнет. На самом же деле они нуждаются в том, чтобы рассказать о своем горе и чтобы их выслушали. У нас есть специальная служба для тех, кому особенно тяжело. Если хочешь, я могла бы…

Джорджия покачала головой.

– Нет-нет. Я сама справлюсь, – сдавленно произнесла она. – Мне нужно вернуться к работе, да и других дел накопилось полно. Разобрать бабушкину одежду… бумаги… И еще розы…

Медсестра не стала спорить, но, судя по всему, не одобрила ее слова. Джорджия всего лишь защищалась: ей не хотелось ни с кем говорить о тете Мей – ни с кем из тех, кто не знал бабушку и не испытал – на себе, как трудно терять родных.

Девушка понимала, что ведет себя неразумно, но была не в силах что-либо исправить. Каждая жилка, каждая клеточка ее организма отвергала любое общение – оно стало невыносимым.

Луиза Мейтер предложила помощь в организации похорон, но Джорджия отказалась. Это ее последний долг… последнее доказательство любви… и последнее испытание.