Она легла в постель, устало закрыла глаза и, обняв рукой подушку, нежно погладила ткань – так совсем недавно она гладила Митча. Но в отличие от него подушка была бесчувственной, немой, бесстрастной и бездушной…

Смежив веки, она тихо заплакала.

– Я же вижу, что тебе плохо, – настаивала Луиза, но Джорджия вяло все отрицала. Они сидели в агентстве, куда девушка зашла, чтобы сдать выполненное задание и забрать очередную порцию. Увидев ее напряженную сгорбленную фигурку и мертвенно-бледное лицо, Луиза тут же усадила девушку и посоветовала ей не впрягаться в работу, а хорошенько отдохнуть.

– Но я вовсе не хочу отдыхать, – возразила Джорджия и, запнувшись, добавила: – Я не могу…

– Тогда кому-нибудь придется заставить тебя это сделать. Послушай, – Луиза немного смягчилась, – я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, я ведь помню, что было со мной, когда я потеряла бабушку. Но, угробив себя, ее ты не вернешь. К тому же я точно знаю: ей бы совсем не понравилось твое сегодняшнее состояние.

Джорджия молчала. Конечно, Луиза кругом права, но ужасно стыдно признаться подруге, что смерть бабушки тут ни при чем: ее нынешняя подавленность и безразличие к самой себе имеют совсем другую причину. Ну разве можно рассказать Луизе о той ночи с Митчем?.. Обо всем, что было тогда сказано и совершено? При одном воспоминании о нем у девушки даже теперь пылали щеки и по телу пробегала предательская дрожь. Но еще хуже ей приходилось по ночам, когда усталый мозг отключался и из-под спуда стыда и виноватости выплывали самые нескромные желания; она скучала по Митчу, ждала и призывала его. Даже во сне ей не было покоя: воспоминания о нем, яркие и мучительные, являлись ей в сновидениях, создавая иллюзию незримых уз, которыми они с Митчем никогда не были связаны в реальной жизни.

Минуло две недели с тех пор, как похоронили тетю Мей. Джорджия постоянно испытывала потребность обсудить с бабушкой то или иное дело, но тут же вспоминала, что ехать в больницу уже не придется, потому что некому больше ее выслушать; она также довольно часто мысленно разговаривала с тетей Мей, и при этом у нее возникало странное ощущение, будто бабушка рядом, будто она слышит ее и сочувствует ей.

Джорджия не могла смириться с тем, что тети Мей больше нет, но ее утешало, что сама смерть была легкой и достойной и бабушка встретила ее именно так, как сама решила. Скорбь и боль от потери не отпускали девушку, но момент смерти бабушки не был омрачен для нее тягостными воспоминаниями.

А вот мысли о Митче были совсем другими – беспокойными и жалящими.

Просыпаясь по утрам от непроходящей тоски, Джорджия чувствовала себя совершенно больной.

Постоянное недомогание подтачивало ее силы, следствием чего стали бледность и худоба, столь обеспокоившие Луизу. Но пусть подруга говорит что угодно, а бросать работу сейчас никак нельзя, ведь это единственное, что хоть как-то отвлекает от воспоминаний о Митче, о его ласках…

Заметив, что девушка нервничает, Луиза нахмурилась.

– Давай-ка допивай кофе, и я объявлю перерыв на пару часов. Сходим ко мне, посидим немного в саду и расслабимся.

Джорджия покачала головой, но спорить с Луизой было бесполезно – та наперед знала, что услышит в ответ. К тому же девушке было неловко все время повторять, будто работа нужна, чтобы рассчитаться за похороны.

На самом деле Джорджия на днях пережила еще одно потрясение: бабушка оставила ей в наследство довольно значительную сумму. Эти сбережения, накопленные за долгие годы, конечно же, были результатом постоянного самоограничения, о котором при жизни тети Мей никто не догадывался. Но когда поверенный зачитал завещание, девушка мгновенно все поняла и растрогалась до слез.

Она еле сдержалась, чтобы не разрыдаться. У бабушки не было никакой необходимости отказывать себе в маленьких удовольствиях, чтобы обеспечить материальную поддержку Джорджии. Ведь она молода, здорова и всегда сможет прилично заработать. Еще тетя Мей оставила письмо, в котором объясняла, что ей хотелось сделать приятное своей внучке; в нем также сообщалось: основная часть этих денег перешла к бабушке от родителей Джорджии после их гибели и она расходовала унаследованные средства на летний отдых девочки и на ее содержание во время учебы в университете.

Прочитав письмо, Джорджия, все еще сдерживавшая слезы, заплакала. Бабушкина мудрость, забота и любовь не оставляли ее даже теперь, когда их разделяет смерть, горько думала она.

Сразу же после отъезда Митча девушка взяла у Луизы его лондонский рабочий адрес и отправила ему чек, возвращая таким образом ту сумму, на которую он великодушно закрыл глаза. Но Джорджия была слишком горда, чтобы принимать подобные подарки. Ну и пусть он не придает этим деньгам никакого значения – ей же, наоборот, чрезвычайно важно вернуть их своему бывшему квартиранту!

– Ну, пей же, – поторопила Луиза.

Джорджия покорно подчинилась, но едва она уловила аромат крепкого кофе, как к горлу подступила тошнота; девушка поставила чашку на стол и, белая как мел, вскочила, зажимая рот рукой. Луиза все поняла и бросилась к ней, чтобы проводить в уборную.

Вскоре Джорджия снова появилась в комнате, и Луиза сочувственно обратилась к девушке:

– Что за напасть такая? Это, наверно, от кофе. Помню, когда я была беременна, меня этот запах чуть не доконал… – Она осеклась, увидев, что ее подруга побледнела еще сильнее. – Тебе по-прежнему нехорошо?

Джорджия кивнула. Тошнота уже прошла, но она чувствовала странное головокружение, словно тело ее стало пустым и легким и плавно воспарило над землей. Причиной ее смертельной бледности стал вовсе не новый приступ, а упоминание о беременности.

– Ты не против, если я пойду домой? – сдавленно спросила девушка.

– Конечно, нет, – заверила Луиза. – Только намотай на ус то, что я тебе скажу. Тебе нельзя погружаться по уши в работу и просто необходимо отдохнуть. Сама не знаю, зачем я это говорю: ведь ты наш лучший программист и твой отпуск совершенно не в моих интересах…

Джорджия уже не слушала подругу. Схватив сумочку, она поспешила на улицу.

Девушка с трудом добрела до машины, хота автомобиль был припаркован в двух шагах от агентства. По пути она вся покрылась холодной испариной, и ее прямо-таки качало на ветру.

Беременна… Нет, не может быть. А вдруг? С первой же ночи? Да нет… так не бывает…

Она села за руль и закрыла глаза. Беременна… Как же тогда быть? Она не замужем… и ни с кем не живет… Родить ребенка без мужа, взять на себя всю ответственность за его воспитание и благополучие – к такому варианту она совершенно не была готова.

Ребенок… Ребенок от Митча…

Горячая слабость разлилась по всему телу, и к глазам подступили слезы. Джорджии хотелось одновременно и плакать, и смеяться.

Беременна… Да не может быть! А если может?..