Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Манди покрутил чашу:
— Эта вещь представляет кое-какую ценность. Джем, наверное, забрал ее с собой из дома прежних хозяев. А может, она ему от родных досталась. Слышал, в прежние времена его отец был служителем церкви, но он вел безбожную жизнь, и его лишили сана.
— Госпожа Олдерли сказала, что раньше Джем был слугой в доме первой жены ее мужа.
— Так и есть. Его бывшие хозяева — семья госпожи Ловетт. — Манди нахмурился. — Но о них лучше не говорить.
— Почему? — спросил я.
Манди положил чашу обратно в сундук:
— Вы закончили, господин Марвуд? Меня ждут.
— Одну секунду, сэр.
Я вернулся к сундуку Лейна, отчасти потому, что чувствовал: Манди меня торопит. Я опять взял альманах. Поднеся его к окну, я стал переворачивать страницы, чтобы на свету разглядеть бумагу повнимательнее.
Будучи сыном своего отца, я сразу определил, что бумага французская: ее часто используют для книгопечатания. Водяной знак в виде стилизованной грозди винограда говорил о том, что бумагу изготовила весьма уважаемая мануфактура в Нормандии, при производстве использовавшая только чистейший белоснежный лен. Шрифт четкий, текст набран аккуратно, наборные буквы в кассе, скорее всего, совсем новые, а работа выполнена человеком, знавшим свое дело.
Переплет свидетельствовал о том же. Иными словами, книгу подобного качества никак не ожидаешь увидеть в сундуке у слуги, толком не умеющего писать собственное имя.
Я закрыл альманах и положил его обратно в сундук Лейна, убрав книгу под плащ. Что-то вонзилось в мой палец, и я отдернул руку, вскрикнув от боли.
— Что там? — спросил Манди.
Я сжал подушечку указательного пальца правой руки, и на кончике выступила круглая капелька крови.
— Что-то острое.
Слизнув кровь, я поднял плащ. Посередине дно сундука разделяла на две половины рейка: ее прибили туда гвоздями, чтобы сундук был крепче. Одна из шляпок гордо возвышалась над остальными, края у нее были неровными и при этом достаточно острыми, чтобы проткнуть кожу. Параллельно этой рейке тянулись еще две — одна справа, другая слева. Я обратил внимание, что центральная рейка сделана из другого дерева. Эта древесина была волокнистее, а сама рейка выглядела новее и казалась чуть толще. Гвозди на вид были новыми, и их вбили неровно, в отличие от гвоздей с другой стороны, потемневших от времени и глубоко вколоченных в мягкую древесину.
В тайниках я немножко разбирался. Будучи в расцвете сил, мой отец, как и многие печатники, иногда занимался плотницкой работой, а порой ему нужно было спрятать бумаги или небольшие предметы. Я достал нож, подсунул лезвие под центральную рейку и, используя нож как рычаг, стал отрывать ее от дна сундука. Гвозди, которыми она была прибита, оказались намного короче, чем можно было предположить по размеру шляпок.
— Господин Марвуд! Я не могу допустить, чтобы вы ломали вещи одного из наших слуг, пусть даже…
Но Манди осекся, когда я повернул нож и выдернул рейку. Под ней в днище сундука было проделано мелкое неровное углубление примерно четырех дюймов в длину и двух дюймов в ширину. Внутри лежал плоский бумажный сверток.
Я вытащил его. Бумага оказалась неожиданно тяжелой. В складках что-то заскользило. Из свертка выпала гинея, за ней вторая, третья, а потом еще три монеты. Я взял одну из гиней и поднес ее к свету. Золото засияло, отчего монета стала похожа на маленькое солнце. Гинея была отчеканена в этом году. 1666.
— Советую добавить их в вашу опись, сэр, — произнес я.
Взяв бумагу, я разгладил ее, прежде чем снова завернуть в нее деньги. На внутренней стороне было что-то написано аккуратным почерком ученого человека: «Колдридж. ПСП».
Я потер лист между большим и указательным пальцами и поднес его к свету. Еще до того, как я заметил часть виноградной грозди, мне уже стало ясно, что передо мной, по всей вероятности, форзац, вырванный из альманаха, который я только что листал.
Шесть недавно отчеканенных гиней. Дорогой альманах в сундуке у полуграмотного слуги. И написанные аккуратным почерком слова: «Колдридж. ПСП».
Прежде чем покинуть Барнабас-плейс, я попросил, чтобы меня снова отвели к госпоже Олдерли. Меня проводили в гостиную. Хозяйка сидела и писала за длинным столом, а ее угрюмая горничная шила у окна.
Госпожа Олдерли вскинула голову.
— Что-нибудь нашли? — без предисловий спросила она.
— Очень немногое, мадам. — Я взглянул на горничную — та склонилась над работой — и тихонько прибавил: — У Лейна в сундуке есть тайник, внутри было спрятано шесть гиней.
— И что с того? Полагаю, это его накопления.
Возможно, госпожа Олдерли права, хотя для слуги сумма немалая. Непохоже, чтобы монеты были в употреблении. Тайник устроен недавно: следы на дереве не успели потемнеть от времени.
— На листе бумаги, в который были завернуты гинеи, кое-что написано.
Вдруг насторожившись, госпожа Олдерли выпрямилась:
— Вот как? И что же?
— «Колдридж. ПСП». Вам известно, что это означает?
Хозяйка покачала головой и сразу утратила интерес к этой теме:
— Откуда мне знать?
— По словам господина Манди, Лейн почти не умел писать. Возможно, эти слова написаны рукой Джема? Но тогда что эта бумага делает в сундуке у Лейна?
Я ждал, но госпожа Олдерли молчала.
— В четверг вы сказали господину Уильямсону, что раньше Джем служил у родственника первой жены вашего мужа, — произнес я.
Она поглядела на меня так, будто упоминание об этом ее не только удивило, но и рассердило.
— Да, он служил у отца племянницы моего мужа, госпожи Кэтрин Ловетт. Но кровного родства между ней и господином Олдерли нет, она дочь брата его первой жены. Джем работал у ее отца, когда они жили на Боу-лейн — это недалеко от Чипсайда. Потом он вместе с Кэтрин перебрался в дом ее тети, а оттуда переехал к нам вместе с ней.
— В таком случае могу я побеседовать с госпожой Ловетт? — спросил я. — Если Джем бывший слуга ее отца, она, вероятно, знает о нем больше.
— Это невозможно. Моя племянница сейчас в отъезде, она гостит у друзей в деревне. Бедняжка плохо переносит летнюю жару, а из-за Пожара Кэтрин стало еще хуже, поэтому ее дядя решил, что смена обстановки пойдет ей на пользу. — Госпожа Олдерли взяла перо и склонилась над письмом. — Можете расспросить ее про Джема, когда она вернется. Когда