Баринова задумалась о своем и тоже не слышала, что там медсестра бормочет. А та не думала останавливаться.

– Хотя девочка-то уже большая. Но мне кажется, еще школьница.

– Нет, – отрезала Инна Владимировна. – В колледже учится.

Медсестра не удивилась, откуда завотделением известны такие подробности. Не обратила внимания, но зато заинтересованно уточнила:

– Значит, ей уже восемнадцать?

– Вроде нет еще.

Да и какая разница? Словно к совершеннолетию обязательно прилагается стабильный финансовый доход и большой жизненный опыт. Ни ума, ни умения. Только одно хорошо получается: перед мужиками хвостом вертеть да за чужой счет жить. Что до восемнадцати, что после.

– А вообще удивительно, – с осуждением проговорила медсестра. – Никого даже не интересует, как они одни живут. Может, у них и денег-то нет. И есть нечего. Ведь даже взрослые дети сейчас такие неприспособленные. Привыкли, что все за них делают, а сами и готовить не знают как, и стирать, например. Или разве станут они без присмотра родителей уроки делать? Да просто в школу не пойдут.

Кто с них спросит? Кричат, кричат везде о защите детей, а на подобные ситуации даже внимания не обращают. А почему бы таким вот не помочь, пока мать у них в больнице?

– Действительно, – согласилась Инна Владимировна. – Никому дела нет. – Задумалась на мгновение. – А кто, интересно, подобными вещами занимается?

Медсестра тоже задумалась.

– Ну-у, я не уверена. Может, отдел социальной защиты, который всякие пособия назначает. – Она тут же сама засомневалась, оттопырила нижнюю губу, нахмурилась, словно озадаченный ребенок. – Или нет! Скорее всего органы опеки. Они детьми занимаются. Проверяют, как те живут, не обделили бы их. Помню, знакомые квартиру продавали, так разрешение в опеке брали, что права на собственность у детей соблюдены. Вот морока-то с ними была.

– Понятно, – сочувственно кивнула Инна Владимировна.

Женя опять позвонила сама.

– Кость, – только и успела сказать, а Косте уже стало не по себе от того, как она произнесла его имя. Столько всего уместилось в нескольких звуках.

– Что-то случилось?

– Я… не…

Женька явно не могла подобрать слова, пробовала то одно, то другое, но они не складывались, не получалась фраза. Или она звучала столь ужасно, что ее не удавалось выговорить?

– Так! – подвел итог Костя бесплодным Жениным попыткам. – Я сейчас приеду. Жди!

Видя лицо собеседника, веря, что ты точно не один, может, лучше выйдет.

Женя выдохнула в трубку что-то невнятное.

Костя выскочил из квартиры и рванул к остановке. Пока ехал на автобусе, много всего передумал, перебирал версии: что там могло у Самойловых случиться? Иногда мысли забегали слишком далеко, до самого страшного. А вдруг Женькиной маме стало плохо и…

Нет. Костя останавливал себя. Эту мысль лучше не заканчивать. Потому что быть такого не могло. Ни за что.

Женя открыла дверь, Костя торопливо скользнул по девушке внимательным взглядом. Чисто внешне вроде бы все с ней в порядке. Ну разве лицо встревоженное и растерянное как никогда.

Через открытую дверь в материнскую комнату Костя увидел Илюшку. Тот, совершенно обычный, спокойный, смотрел телевизор. Хотел пройти к нему, но Женя остановила, увела на кухню, закрыла дверь, а вот говорить не спешила.

– Рассказывай! – решительно потребовал Костя.

Женя зачем-то взяла тарелку с кухонного стола, секунду подержала в руках, поставила на место и только тогда произнесла, почти не разлепляя губ:

– К нам из опеки приходили.

– Зачем? – Костя, честно, очень удивился и отчасти успокоился: никому не хуже, никто не умер.

Подумаешь, какая-то опека! Что в ней ужасного?

А Женя будто и не услышала его вопрос, говорила дальше:

– Только нас дома не было. Тогда они к соседям зашли. Мне соседка про них и сказала. Та, у которой Илья иногда остается. Что они про нас расспрашивали. Правда ли, что мы сейчас одни живем, без взрослых? На какие средства? Ходим ли в школу? Не голодаем ли? И… – Женька неприязненно скривилась и с огромным трудом выговорила: – Не побираемся ли?

– Бред! – возмущенно воскликнул Костя. – Они совсем там двинулись?

Но Женя не торопилась с праведным негодованием, ее другое беспокоило.

– Тетя Таня, соседка, сказала, что они еще раз придут.

– Ну и пусть ходят, – хмыкнул Костя. – А вы им не открывайте.

Немного по-детски прозвучало, Женя даже отмахнулась.

– А если они в школу к Илье придут? Или в колледж? Они ведь легко могут узнать, где мы учимся.

– И что? – Костя по-прежнему не видел особой опасности в каких-то представителях опеки. – Ну, придут. Ну, спросят, как живете. Ответите, что все у вас хорошо.

Женька мотнула головой, словно хотела отогнать мучавшую ее мысль, но та крепко засела, просто так не отмахнешься.

– Кость, я боюсь, что они Илью заберут. В приют. Или в детский дом. Я-то уже взрослая. Меня не получится. А Илья маленький. Его могут.

Костя даже не сразу понял, о чем Женька говорит.

– Какой детский дом? Вы же не сироты. У вас мама есть. Просто сейчас она в больнице лежит.

– Вот они и заберут, пока мама в больнице. Понимаешь? – Женька опять неосознанно взяла со стола тарелку, заметила это и поставила на место, почти бросила. Тарелка жалобно брякнула. – Дети ведь не должны одни жить. Даже недолго. А я пока несовершеннолетняя. Не могу за Илью отвечать. А потом… вдруг скажут, что мама плохо за своими детьми присматривает. Или не способна… по состоянию здоровья. И совсем Илью заберут. Они же все могут. Сейчас же такое случается.

– Жень! Жень, ну ты уж загнула! – получилось не слишком уверенно, хотя Костя и старался.

Ведь действительно столько раз по телику показывали, как всякие органы опеки у нормальных родителей детей отбирают. Из-за надуманной ерунды. А на тех, кто на самом деле в беде, внимания не обращают. Женька права, такое случается.

Она стояла, совсем понурая, смотрела в пол.

Костя придвинулся ближе.

– Да как они Илью заберут? Вашу маму ведь скоро выпишут.

Скоро, да. Но не прямо же завтра.

Женька не реагировала на успокаивающие слова. Не верила им.

Как ее убедить? Доказать, что она не одна. Что вместе они справятся. Что-нибудь обязательно придумают.

Костя хотел взять ее за руку. Хотя бы пожать дружески, чтобы она сильнее прочувствовала его присутствие.

– И чего они вдруг вами заинтересовались? – бросил он в пространство, никому конкретно не адресуя вопрос, да и ответа особо не ожидая. Но он внезапно пришел сам.