Другой писатель, знавший его по Ансбаху, говорил: «Обедал он всегда в одиночестве и чрезвычайно просто, его запросы были ограниченны, весь Ансбах не смог бы его уговорить пообедать даже за королевским столом». Было замечено, что на званых обедах он не пил никакого вина и не притрагивался к еде. По общему мнению, он удачно сочетал в себе изящество и прекрасные манеры. Он превосходно играл на нескольких музыкальных инструментах, иногда приводил общество в смятение своими редчайшими способностями. Они всегда представлялись окружающим чем—то сверхъестественным и таинственным.

Однажды, например, ему продиктовали 20 стихотворных строк, а он записал их двумя руками одновременно на двух листах бумаги. Никто из присутствующих не смог отличить одну запись от другой. Своей образованностью он поражал даже ученых. Алхимию знал досконально, изучал массу темных фолиантов, в которых старые кудесники Средневековья записывали свои опыты, исследования, делали выводы. Но было очевидным и то, что многое он проверял на практике сам.

Госпожа Жанлис писала о нем: «Он был неплохо осведомлен в физике, в химии, причем в химии особенно блистательно. Мой отец, признанный авторитет в этих науках, весьма высоко отзывался о его талантах. Ему ведома поистине удивительная тайна цвета, и благодаря этой, известной лишь ему тайне его картины выделяются среди прочих непостижимым блеском и сиянием красок… Сен—Жермен, тем не менее, отнюдь не горел желанием поделиться с кем—то своим секретом».

На самом деле, и это во многом очевидно, граф принадлежал к знатному роду. Догадок было множество – его принимали за португальского маркиза Ветмара, за испанского иезуита Аймара, за эльзасского еврея Симона Вольфа, за сына савойского сборщика податей Ротондо. Герцог Шуазель, первый министр при Людовике XVI, не сомневался, что Сен—Жермен – португальский еврей. Этому способствовал и сам граф, свободно говоря на всех европейских языках, разъезжая по всему белу свету под разными псевдонимами. Их известно не менее дюжины.

В Генуе и Ливорно, например, он выдавал себя за русского генерала Солтыкова. Сам Сен—Жермен не скрывал, что его имя заимствовано, но сам об этом ничего не рассказывал – он лишь намекал, что существует чуть ли не с самого сотворения света.

По его словам, он родился в стране с блаженнейшим климатом приморья, он вспоминал великолепные дворцы, террасы, по которым бегал в детстве. Иногда говорил, что был наследником мавританского короля, царствовавшего в Испании, Гренаде еще во времена арабского владычества. Он намекал и на свое знакомство с Моисеем, Авраамом, словно он несколько раз перерождался, что в целом «перекликается» с теорией инкарнации.

Он постоянно менял страны. Об этом говорят многие факты. Например, доподлинно известно, что в Англии он появился во времена Якобинской революции. Девятого декабря 1745 года Горацио Уолпол писал сэру Горацио Манну, британскому посланнику во Флоренции: «На другой день был арестован очень странный человек, который назвался графом Сен—Жерменом. Вот уже два года он находится в Англии, однако неизвестно, кто он и откуда, но, по собственному его уверению, имя, которым он пользуется, не является настоящим. Он поет и чудесно играет на скрипке, чудаковат и не слишком благоразумен».

Второе сообщение о его пребывании в Англии можно найти в номере «Еженедельного журнала, или Британского журналиста» за 17 мая 1760 года. От корреспондента «Брюссельской правды» нами получена информация о том, что недавно прибывший из Голландии человек, представляющийся графом Сен—Жерменом, родился в Италии в 1712 году. Он также бегло говорит по—немецки и по—французски, причем и по—английски он выражается довольно сносно. Познания его во всякого рода искусствах и науках весьма поверхностны, однако он знает толк в химии, виртуоз в музыке и в высшей степени приятный собеседник. А в Англии в 1746 году (согласно Уолполу – в 1745 году) он чуть было не оказался на краю гибели. Некто приревновавший его к даме незаметно опустил в карман графа фальшивое письмо, будто бы от претендента на британскую корону, в котором выражалась благодарность за некие услуги и пожелания в продолжение сотрудничества, и не замедлил указать на него представителям властей. Невиновность его была, однако, полностью доказана на допросах. Он был освобожден из—под стражи и тут же приглашен на обед к известной особе.

Затем Сен—Жермен отправился в Вену. По одному свидетельству «он роскошно жил в Вене» с 1745 по 1746 год. Был вхож в любое общество, а премьер—министр императора Франца I принц Фердинанд Лобковиц был его лучшим другом. Либо он, либо кто—то из его окружения и познакомил графа с французским маршалом Бел—Илем, посланным королем Людовиком XV с особой миссией к Венскому двору. Бел—Иль состоятельный внук Фуке был очарован своим новым другом Сен—Жер—меном, поэтому он просил его незамедлительно посетить Париж.

В 1755 году он во второй раз посещает Индию. «Моим познаниям в искусстве, – писал Сен—Жермен графу Ламбергскому, – я во многом обязан именно своему второму путешествию в Индию, которое я предпринял в 1755 году в сопровождении генерала Клайва, бывшего под командованием вице—адмирала Уотсона. Во время моего первого путешествия я мог только подозревать о существовании столь чудесной тайны. Все экспериментальные попытки, предпринятые мной в Вене, Париже, Лондоне, не принесли положительного результата. Кропотливая работа была прервана как раз в то время, о котором я упоминаю».

Следующая дата 1757 год. Великосветскому обществу Парижа графа представляет военный министр, маршал и граф Бел—Иль. Тайна рождения графа, вероятно, была известна Людовику XV, иначе трудно объяснить, почему он распорядился воздать ему почести как принцу крови. Абсолютное расположение короля Франции Сен—Жермен приобрел после того, как уничтожил трещину в принадлежащем Людовику бриллианте. Тем самым он стократно увеличил его стоимость.

Хотя скептики полагали, что он купил точно такой же камень и преподнес королю – ведь он был богат, отчего и почему неизвестно по сей день, но его личные бриллианты поражали. Однажды на балу в Версальском дворце он появился в туфлях с такими бриллиантовыми пряжками, такой красоты и такого сияния, что от них не могла оторвать взгляд маркиза де Помпадур.

В итоге молва приписала ему умение самому изготавливать бриллианты. Сам он уверял, что может лишь «лечить» их. Удалять с них трещины, пятна, этому умению его обучили в Индии.

В 1758 году Людовик XV предоставил для его опытов обширное помещение в Шато де Шамбор, одном из красивейших замков на берегу Луары. Король нередко навещал там графа. Граф же демонстрировал ему свои опыты. Вокруг мистика сгруппировалась толпа последователей, в которую входили барон де Гляйхен, маркиза де Юфре, принцесса Ангальт—Цербская, мать российской императрицы Екатерины II и др.

Вот как описывает одну из таких встреч с Сен—Жер—меном в это время его ревнивый соперник Казанова: «Маркиза скрыла, что пригласила на обед Сен—Жермена, – она знала, что он чернокнижник и что он ее забавлял. Он пришел, сел за стол, – как всегда, не есть, а разглагольствовать. Без зазрения совести рассказывал самые невероятные вещи, и надобно было принимать их за чистую монету, ибо он уверял всегда, что сам там был и играл главную роль. Но когда он вспоминал, что обедал с членами Тридентского совета, я не мог не хмыкнуть. Госпожа де Юфре носила на шее большой магнит, оправленный в железо. Она уверяла, что рано или поздно, но он притянет молнию, и она вознесется к солнцу. „Несомненно, – отвечал плут, – но я один в мире могу тысячекратно усилить притяжение магнита в сравнении с тем, что могут заурядные физики“. Я холодно возразил, что готов поставить 20 тысяч экю, что он даже не удвоит силу магнита, что на шее у хозяйки. Маркиза не позволила ему принять пари, а наедине сообщила мне, что я бы проиграл его, так как граф – чародей! Я спорить не стал.