– Ты даже не представляешь, сколько на свете существует вкусных вещей. Готов познакомить тебя с каждой.

Я подняла голову и увидела ту самую легкую улыбку, которая означала наше возвращение к обычной дуэли. И хотя фраза содержала уже привычный намек, она была практически невесома.

– Обязательно подумаю над вашим предложением, – нарочно серьезно ответила я.

– Поужинаешь со мной как-нибудь?

– Нет.

– Только не зарекайся.

Отвечать я не стала, коротко, бесшумно вздохнула и сделала глоток мятно-цитрусового мохито. Да, я не ушла сразу, но остаться и выдержать бой оказалось куда сложнее. Теперь я это понимала и почти гордилась собой. Странно… необъяснимо… Шелаев делал меня одновременно слабее и сильнее, рядом с ним я чувствовала себя взрослой. Будто, завидев его, коршуна, я, желторотый птенец, начинала карабкаться на край гнезда, чтобы взмахнуть не до конца окрепшими крыльями и все же взлететь. Еще как взлететь! Чтобы к самым облакам, чтобы быстрее ветра, чтобы дух захватывало и слезы счастья дрожали в глазах!

Воображение опять подхватило меня и понесло в неизведанные дали. Какой бы птицей я стала? Большой или маленькой? Серенькой или яркой? М-м-м… но червяки… жуки… личинки… м-м-м… их бы пришлось есть. «Нетушки, лучше мечтать о полете. Ага, я – птица…»

– О чем ты сейчас думаешь? – спросил Шелаев.

– Ни о чем, – слишком резко ответила я, будто он мог успеть прочитать мои мысли (и это доставило бы ему удовольствие).

– Знаешь, что иногда мне хочется сказать, глядя на тебя? – Его улыбка стала тонкой. – Взмахни крыльями и лети. Лети, Анастасия…

До дома я добралась самостоятельно на метро, наотрез отказавшись садиться в машину Шелаева.

* * *

Семен Германович пил кофе в столовой. Перед ним стояла тарелка с эклерами, покрытыми шоколадной глазурью, и маленькое блюдце с кружочками лимона. Сначала дядя откусывал эклер, затем отправлял в рот кусочек лимона, а затем делал глоток кофе. Увидев меня, он замер и бросил в мою сторону осторожный взгляд, который уже через пару секунд стал скользким, влажным и уничижающим.

«Таракан», – мысленно произнесла я, стараясь держаться равнодушно. Но после встречи с Шелаевым душевных сил на борьбу попросту не осталось, и, воспользовавшись моим полустрессовым состоянием, Семен Германович принялся по-вампирски пить остатки моей жизненной энергии. Большими глотками, торопливо, с удовольствием…

«Таракан, таракан, тараканище», – повторила я, рисуя в мельчайших подробностях образ рыжего противного насекомого (собственно, дядя и был таковым). Настроение выровнялось, но неприятный осадок остался. Если бы рядом находился Тим, он бы поддержал меня, возможно, взял за руку или… Я старалась особо не мечтать, но волшебные мысли все равно полезли в голову.

Приготовив чай, я направилась в свою комнату (пришлось еще раз геройски пройти мимо Семена Германовича) и встретила на лестнице Нину Филипповну.

Если взялся за какое-то дело, то нужно довести его до конца, иначе гордиться нечем. «Я должна еще что-нибудь придумать, я же обещала сделать ее счастливой…»

Но дело было не только в обещаниях, а еще в моей внутренней сердечной потребности совершить нечто невозможное, практически чудо. Для Нины Филипповны совершить. Я остановилась и свободной рукой дотронулась до ее локтя. Это был локоть близкого, родного человека…

– Настя, ты опять плохо себя чувствуешь? – спросила Нина Филипповна, быстро посмотрев на мою руку. – Ты бледна.

– Да, – кивнула я, потому что в эту секунду безошибочно поняла: мне нужна передышка после сегодняшнего боя, я хочу оказаться в уютном месте, где не звенят шпаги, не звучат залпы орудий, где не нужно подниматься с земли, игнорируя пролетающие пули, и громко кричать: «Рота за мной!» Вселенская усталость навалилась на мои тощие плечи и удобно устроилась, свесив ножки. И, несмотря на то что кабинет Льва Александровича Бриля нельзя было назвать уютным, душой я устремилась именно в эти стены. – Да… Голова кружится.

– А живот?

– Не болит.

Выдержать еще один осмотр я бы не смогла, и к тому же на горизонте опять замаячила вероятность встречи с клизмой!

– Да что же это такое… – расстроенно произнесла Нина Филипповна, подняла руку и коснулась ладонью моего лба. – Не горячий. Пей чай – и поехали ко Льву Александровичу.

Радость вмиг подскочила в груди, и бодрости значительно прибавилось. Еле сдержав счастливую улыбку, я принялась пить чай на ходу. «Едем, конечно, едем! Немедленно, сейчас же!»

В клинике Бриля я уже чувствовала себя так, будто бывала здесь миллион раз. С трудом вытерпев, пока Нина Филипповна заполнит скучный бланк, я поинтересовалась, зачем это нужно, если мы не по записи, а заехали всего на пару минут померить давление, и, получив ответ «так положено», превратилась в покладистую «тяжелобольную» пациентку. Несмотря на то что у меня действительно имелся упадок сил, я все же чувствовала себя молодцом, потому что вновь пыталась помочь двум замечательным людям обрести друг друга.

«Я хитрее всех», – говорила я себе, кидая короткие взгляды на ничего не подозревающую Нину Филипповну.

– Льву Александровичу я звонила, так что о твоей проблеме он знает. Иди, я подожду в коридоре.

«Эх, – разочарованно вздохнула я. Никто не собирался облегчать мой труд. – Почему же ей не хочется увидеться с Брилем? Когда любишь человека, то стремишься к нему, пользуешься любой возможностью оказаться рядом. Иногда люди сами придумывают для этого поводы, да еще какие! Разве нет? А если между ними уже что-то было? – стрелой пронеслась догадка. – А если теперь им тяжело видеться? О нет! Только не это…»

Нажав на ручку двери, я обернулась и посмотрела на Нину Филипповну. Тетя была тиха и грустна, уверена, она хотела зайти вместе со мной.

– Ну, и какой тяжкий недуг свалился на тебя на этот раз? – спросил Лев Александрович, скрестив большущие руки на груди.

– Голова болит, – принялась я врать, и мои щеки порозовели, что, конечно же, плохо гармонировало с легендой о слабости, низком гемоглобине, пониженном давлении и прочих подобных хворях. «Наверное, мне уже пора читать медицинскую литературу, – подумала я, – а то прихожу совершенно неподготовленная».

– Надеюсь, ты не против, если я хорошенько прослушаю твое сердце? – Сняв очки, Бриль небрежно положил их на стол и наклонил голову набок. Он недавно постригся – волосы были слишком короткими, что еще сильнее выделяло крупные черты лица, но я буквально залюбовалась Львом Александровичем, до того он мне показался сильным и мужественным. Нина Филипповна рядом с ним, наверное, чувствовала себя тоненькой и маленькой, во всяком случае, на меня нахлынули именно такие ощущения.

«Так, о чем он спросил? Сердце… можно ли прослушать сердце…»

Вообще-то я была против, потому что мое сердце содержало слишком много тайн, вопросов, предположений, детского страха, трепетных чувств, огня и холода. А Бриль наверняка по шумам и стуку мог безошибочно прочитать и то, и другое, и третье (и четвертое, и пятое, и десятое…).