– Покачать хочешь? – спросил Дженнингс, поднимая лицо от рычага.

Остальные снова рассмеялись.

– Еще как! – воскликнул я.

Дженнингс подвинулся, и я взялся за рукоятку. Она имела форму буквы «Т». Я навалился, и дрезина дернулась куда сильнее, чем можно было ожидать. Я снова завопил. Я жал что есть мочи и видел, как мой напарник улыбается в темноте. Он тоже налегал на рычаг, и под нашими усилиями дрезина летела вдоль Пендлтонского побережья, словно во сне. Глаза уже слезились от ветра, но я все равно смотрел на мелькающие позади шпалы и вдруг понял, каково оно было в старину. Понял, какой мощью обладал тогда человек, во сколько крат увеличил он свои природные возможности. Об этом рассказывал Том, об этом говорилось в его книжках, но теперь я ощущал это кожей и мускулами. Это пьянило. Мы качали, дрезина летела. Задние улюлюкали нам вслед и кричали:

– Эй, впереди! Кого поставили к рычагу? Мы знаем, это не Дженнингс!

На обеих дрезинах рассмеялись.

– Да нет, Дженнингс! – крикнул кто-то из задних. – Что, по жене соскучился?

– Небось боится, что сбежит бабонька!

– Жми помедленнее, силу до дома побереги!

– Коли так разошлись, возьмите нас на буксир!

– Давайте помедленнее, – сказал Ли спустя некоторое время. – Ехать еще далеко, не стоит выматывать задних.

Мы стали качать медленнее. И все равно, когда меня сменили, я был весь в поту и на ветру сразу замерз. Сел, плотнее запахнул куртку. Начались холмы. На подъеме качать приходилось всем вместе, на спуске мы катились так быстро, что я бы не встал ни за какие коврижки.

Проехали мимо шеста с белой тряпицей на конце. Ли встал и потянул тормозной рычаг. Дрезина осыпала рельсы снопом искр и остановилась с таким скрежетом, что у меня мороз побежал по коже.

– Теперь будет сложнее, – сказал Дженнингс, спрыгивая с дрезины.

В наступившей тишине я услышал шум воды. Мы с Томом тоже слезли и пошли за остальными. Рельсы уходили в реку, поуже нашей, но все равно приличную. Из воды торчали два ряда черных столбов, соединенных кое-где продольными и поперечными балками. Продольные продолжались на обоих берегах, но в середине зияли провалы. У столбов вода пенилась и закручивалась водоворотами. Понятно было, что течение быстрое.

– Основание нашего моста, – объяснял Дженнингс Тому и мне, покуда Ли распоряжался остальными. – Главное, опоры целы. Мы их подровняли и соединили продольными перемычками. Сейчас положим шпалы, на них рельсы, переедем, а шпалы и рельсы втащим за собой. Морока, конечно, зато, когда спрячем рельсы и шпалы, никто не догадается, что тут проезжали.

– Очень изобретательно, – похвалил Том.

Зажгли еще три-четыре фонаря, свет металлическими отражателями направили на опоры. Мужчины в темноте ругались на колючки, тащили шпалы из кустов к воде и цепляли к толстому канату, который подняли с мелководья. Канат шел над водой к другому берегу, где был пропущен в большой блок. От блока другой конец шел обратно к нашему берегу. Дженнингс с гордостью изобретателя продолжал объяснять нам, как эта штука работает: десять поперечных балок, или шпал, втаскивают в воду выше моста, потом канат ослабляют, и шпалы подплывают к опорам. Остается влезть на продольные балки, которые не убираются, выловить шпалы из воды и прибить к опорам.

Объяснениям Дженнингса помешали дружные ругательства с берега. Канат застопорился и не шел через блок. Ли оборвал начавшийся было спор, что делать.

– Кто-то должен сплавать туда и поправить блок. Вручную нам шпалы не занести: слишком тяжелые.

Предложение явно никого не обрадовало. Один из тех, кто был на второй дрезине, со смехом указал на меня:

– Может, ваш силач сплавает?

Пузатый весело фыркнул. Том бросился меня выгораживать, но я сказал:

– Конечно, сплаваю. Вряд ли тут кто плавает лучше меня.

– Он прав, – согласился Том. – Они с друзьями плавают в прибое выше вашего роста.

– Молодец, – от души похвалил Дженнингс. – Понимаешь, Генри, мы несколько раз переплывали реку, но это непросто. Лучше всего держаться за канат, чтобы не снесло течением. Освободишь блок, а уж мост мы настелим за пару минут.

Я разделся и, пока не замерз, взялся за скользкий канат и вошел в воду. Река была холоднее, чем океан на прошлой неделе, у меня перехватило дыхание, сердце застучало. Держась за веревку, невозможно плыть по-настоящему. К тому же она была такая скользкая, что перехватывать руки приходилось осторожно. Течение развернуло меня ногами к мосту, так что я не мог ими себе помогать. Переправа заняла куда больше времени, чем я предполагал поначалу, однако в конце концов я нащупал коленями жидкую грязь и выбрался на берег. Оказавшись на твердой почве, крикнул, что переплыл легко, и пошел вдоль каната к блоку.

В блоке застряли наросшие на канат водоросли, и, когда я их вытащил, веревка заскользила свободно и система снова заработала. Я обрадовался, с другого берега раздались одобрительные выкрики. Однако, наблюдая, как осторожно движутся по прогнутым балкам призрачные фигуры, я понял: закончат они не скоро. Тем временем я стоял мокрый, холодный, одежда осталась на том берегу. Дженнингс, надо думать, знал, что мне придется плыть обратно, но по доброте душевной не стал огорчать заранее. Оставалось только снова лезть в воду. Я коротко обругал Дженнингса, крикнул, что плыву назад, зашел в воду по грудь и поплыл.

Однако я не учел, что теперь на моем пути окажутся десять шпал. Каждую надо было оплывать выше по течению или подныривать под нее, не выпуская из рук веревку. Это бы еще ничего; однако из темноты река несла на меня полузатонувшую сосну. Лесина проехала по мне и прибилась к веревке, я оказался под водой среди корявых сучьев и иголок. Я едва держался за канат и не мог толком глотнуть воздуха; ледяная вода заливала рот и нос. Пытаясь свободной рукой хоть как-то раздвинуть ветки, я думал: может, отпустить канат совсем и поднырнуть под сосну, но тогда течение понесло бы меня на опоры, и я мог разбиться. Веревка натянулась. Я продрался сквозь ветки, глотнул воздуха, перехватил руку и свободной левой ухватился за ствол. Потом потянул его вверх, а веревку вниз. Дерево перевалилось через веревку. Ветки по-прежнему цеплялись, но теперь можно было держаться и перехватывать руки с другой стороны. Я ругался на испанском и английском попеременно.

– Эй! – кричали с берега. – Стряслось что-нибудь?

– Генри! – вопил Том.

– Все в порядке! – крикнул я. Однако теперь канат тянули к берегу, и меня вместе с ним. Я понял, почему никто не хотел плыть. Если бы сосна ударила посильнее и я выпустил канат, мне бы, конечно, удалось выплыть ниже по течению, но плыть мимо опор было бы опасно, а идти по берегу до моста – довольно мерзко. Я раза два перехватил руки, но веревку тянули быстрее, и скоро я уже коснулся ногами грязи. Двое зашли в воду по колено и помогли встать. На берегу мне дали шерстяное одеяло, а когда я вытерся, еще одно, на которое сесть. Я съежился возле фонарей и объявил, что сплавать было парой пустяков. Горожане не нашли что ответить. Том взглянул на меня подозрительно.