И он обнял Хелен за плечи так, словно это был самый естественный для него поступок в жизни.

— Всегда, — улыбнулась Хелен. — Он мечтает когда-нибудь попасть в нее, только еще не решил, за что именно.

И тут вдруг словно вылетела пробка, закупоривавшая эмоции, и из глаз Хелен хлынули слезы, хотя она продолжала по-прежнему улыбаться. Она нетерпеливо стерла их.

— Простите… сама не понимаю, что со мной такое.

— Хелен! — выдохнул он и принялся целовать ее…

Когда он остановился, ей было уже не до слез. Она чувствовала себя полностью успокоенной, сонной, согревшейся, желанной. И на своем месте. Сама не зная как, она заснула в его объятиях.

Майкл заглянул в лицо, уткнувшееся ему в плечо, ощутил мягкие изгибы ее тела и почувствовал себя защитником этой женщины. Он откинулся на спинку дивана, осторожно, чтобы не побеспокоить ее, и с некоторым удивлением принялся подводить итоги этого вечера. Он наконец высказал вслух мысль, которая не раз приходила ему в голову на протяжении нескольких последних лет — чтобы они поженились ради Клауса.

Сейчас он спросил себя — насколько это на самом деле имеет отношение к Клаусу? И правильно ли вообще жениться, руководствуясь подобными соображениями. Он отметил, поджав губы, что была еще одна не слишком романтическая причина, о которой Хелен не подозревала…

Хорошо, он подверг сомнению свои мотивы, но как быть с мотивами Хелен?

Он еще раз посмотрел на нее, мирно спящую в его объятиях. Несомненно, ее влекло к нему физически. Но сумеет ли она снова полюбить? Полюбить его? Потому что, думал Майкл, если только все у них не устроится по-настоящему, этот брак никакой пользы Клаусу не принесет. Придется хорошенько постараться, чтобы сначала сделать счастливой его маму, если он желает счастья самому Клаусу.

Хелен проснулась на следующее утро в своей кровати, полностью одетая, только туфли были сняты и стояли на полу. Она порывисто села, и тут же все вспомнила. Но взгляд, брошенный на часы, сказал, что она проспала, осталось всего пятнадцать минут, чтобы собрать Клауса в школу и успеть на работу.

Но когда она ворвалась на кухню, застегивая на ходу блузку, оказалось, что Клаус уже одет, собран и спокойно доедает фрукты. Оценив ситуацию, она резко остановилась и пробормотала нечто нечленораздельное.

— Привет, ма! Ты какая-то немного растрепанная.

А Майкл, на которого она не могла поднять глаза, пожелал ей доброго утра и поставил на стол еще одну чашку чая.

— Спасибо. — Хелен опустилась на свой стул и с наслаждением отпила золотисто-коричневый напиток. Она знала, что утром никуда не годится, пока не выпьет чаю. — Гм… Как это получилось, что вы с утра такие бодрые и свеженькие?

— Благодаря бегу и плаванью, — назидательно сказал Клаус. — Тебе тоже стоит попробовать.

— Может быть… когда-нибудь.

Майкл сел за стол. Он выглядел подтянутым, энергичным, и настолько мужчиной, что женщине в это время суток справиться с ним было абсолютно немыслимо.

— Вот что, ребята, — начал Майкл. — Мне придется уехать на пару дней. Вы тут обойдетесь без меня?

— Легко.

— Не сомневайтесь!

Клаус и Хелен ответили одновременно, причем Хелен с большей убежденностью. Майкл лукаво на нее покосился.

— А куда? — поинтересовался Клаус.

— В Сан-Франциско, на заседание правления компании, к которой я имею отношение. Я совсем забыл о нем, но вчера мне позвонили и напомнили. Заодно мне придется сделать там еще несколько дел. Я вернусь в четверг.

— Все в порядке, — сказала Хелен беспечно. — Мы привыкли быть самостоятельными, да, Клаус?

Клаус по-военному отсалютовал ей.

— Хотя признайся, мам, неплохо иметь в доме еще одного мужчину?

— О да… А завтрак? — Хелен вскочила, чтобы скрыть смущение.

— Все в порядке, — успокоил ее Майкл. — И я довезу Клауса до школы. Когда ты будешь готов, приятель?

— Сейчас, только почищу зубы. Можете заводить мотор. Пока, ма.

Майкл подождал, пока Клаус удалится за пределы слышимости, затем подошел к Хелен.

— Мне очень жаль, — проговорил он спокойно. — Я и в самом деле забыл об этой поездке.

— Все нормально.

— Правда? — В его глазах блеснули веселые огоньки.

Она стиснула руки.

— Вчера ночью…

— Не случилось ничего такого, о чем бы вы не знали.

Она закусила губу.

— Я не это хотела сказать… Я, кажется, снова немного увлеклась…

— Нет, Хелен, это мы снова увлеклись. Для нас это уже становится привычкой.

— И что будет дальше? — спросила она храбро.

— Может быть… — помедлил он, — несколько дней разлуки — не так уж плохо? Это помогает увидеть вещи в их истинном свете.

Золотые искорки в ее карих глазах заблестели ярче.

— Вы предлагаете мне «хорошенько подумать»?

Из стоявшей под окном машины Майкла — красного «ягуара» — раздались короткие гудки. Клаус, устроившийся на сиденье, напоминал о себе.

— Я не смел это предложить, — признался Майкл с самым серьезным видом. — Но почему бы и нет?

Хелен перевела дыхание.

— Хорошо, но только я ничего не обещаю.

— Разумеется, — сказал он бодро. — Но ваш сын теряет терпение. Ну что же, всего хорошего, дорогая.

Хелен удивленно взглянула на него, потом уголки ее губ дрогнули.

— И вам того же, дорогой.

Следующие несколько дней Хелен была крайне загружена на работе, поскольку сразу двое из ее коллег слегли с пищевым отравлением. У Клауса тоже выдалась насыщенная неделя — приближался спортивный праздник, полным ходом шли репетиции ежегодного школьного спектакля, начинался крикетный сезон. Его то и дело приходилось отвозить, а затем забирать из школы, бассейна, спортзала, с крикетной площадки. Не говоря о шитье костюма — Клаус должен был исполнять роль кавалериста в пьесе о Неде Келли.

— Думаю, все могло быть куда хуже, — пробормотала Хелен однажды вечером. — Он мог получить роль самого Неда Келли, и мне пришлось бы возиться с жестью и металлом.

— Я пробовался на Неда Келли, — оживился Клаус, услышав ее слова. — Но я не уверен, что он такой уж герой, каким его считают.

— Сначала он и правда был простым лесничим, — согласилась Хелен. — Но обстоятельства сделали из него героя. — Она отложила мундир, к которому пришивала пуговицы, и глубже вдумалась в смысл сказанных мальчиком слов. — Ты отказался играть Неда Келли? Потому что решил, что он не совсем герой?

— Ну да.

— Мне ты об этом не сказал.

— Я боялся, вдруг ты сочтешь, что это расизм.