Обстановка немного разрядилась. Данилина бабка без посторонней поддержки присмирела и отдала инициативу в руки приехавшей королевы. Данила приказал бабке ставить самовар, а сам, по просьбе гостьи стал показывать свое хозяйство. В небольшом закутке стояла загнанная на ночь коза, в курятнике кудахтали куры, в загородке хрюкала свинья.

– А это наш сарай, – с гордостью сказал Данила, показывая на приземистое строение из почернелых бревен. Он распахнул ворота. Первое, что бросилось в глаза, так это надутая резиновая лодка, рядом пара бамбуковых удочек, и дареный спиннинг. Дальше стояла развернутая палатка. Когда Банту увидала эту снасть, у нее загорелись глаза.

– Это же лодка Владлена и его спиннинг, а это наша палатка, – обрадовано заявила она. – И давно они у тебя?

Я думал Данила скажет, с утра, а он по своей идиотской привычке привирать возьми и брякни:

– Да я уже и не помню, с год наверно, как он поселился здесь. Да, да, с год, если не больше! С лодки такие судаки попадаются!

Я обрадовался, что он хоть попал в тот временной промежуток, что был обозначен на паспортах лодки и палатки. А куплены они были в позапрошлом году. Банту перебила его:

– А еще ведерко должно было быть под золотую рыбку. Он брал его на рыбалку, как талисман. Всегда говорил, что без него рыбалка, не рыбалка. Неужели, потерял? Он тебе ведерко не передал вместе с лодкой?

Вот и выплыл интерес черной красавицы. Не в дом первым делом пошла, не в сад направилась, а стала выяснять судьбу загадочного ведра с колонками непонятных цифр. Нет господа хорошие, не надо принимать нас с Данилой за круглых идиотов. Мой дружок сориентировался мгновенно.

– Как не передал, передал!

От следующего вопроса много зависело. Если сейчас жемчужина Африки не прекратит расспросы, значит, действительно ведерко представляет для нее определенную ценность. А ведь, по хорошему говоря, к комплекту рыбацкого снаряжения, ведерко не должно иметь никакого отношения. Мало ли кто, что берет на рыбалку как талисман?

Чему должно быть сейчас уделено все ее внимание? Новым членам семьи: Даниле, бабке, все расспросы должны крутиться вокруг них, а не вокруг ведра. Ведерко, должно быть, так, мелкий, несущественный эпизод, штрих в разговоре и не более того. О нем вообще забыть надо. Следующий ее вопрос не рассеял наши подозрения, а наоборот усилил их.

– А я почему-то не вижу его. А так хотелось на него взглянуть!

Мой дружок под внешней простоватостью скрывал известную долю крестьянской хитрости. Его ответ, был продиктован дальновидной предусмотрительностью. Чтобы напрочь пресечь последующие расспросы, он заявил, что ведерко упало с борта лодки и затонуло.

– И никак его достать невозможно?

– Да кто ж его знает, там посередине озера глубоко.

Мы видели, как Банту искренне расстроилась. Она только и смогла вымолвить:

– Ты его специально утопил? А я ведь хорошо ныряю. Пока его не достанем, я отсюда не уеду!

В это время бабка пригласила всех в дом. Я откланялся. Пусть поговорят между собою. Завтра Данила и так доложит результаты.

Домой я возвращался расстроенный. Эта неправдоподобная история переворачивала жизнь не только моего самого лучшего друга, но касалась и меня. Я терял Данилу навсегда. Завтра определятся с ним, уедет он учиться за границу, и конец нашей дружбе. А даже если он вернется на следующий год на лето, то это будет совершенно другой человек, скроенный на западный манер.

Надменный взгляд, английская чопорность, отутюженный черный фрак, котелок и трость. Вот мой дружок стягивает с руки белую перчатку и холодно здоровается со мною.

– Хау ду ю ду!

Без всякого настроения я вошел к себе во двор.

Прекрасны мгновения юности. Тебя не давят житейские заботы и хлопоты, их неимоверная тяжесть ложится на плечи родных и близких. В начале твоего жизненного пути они выступают в роли вьючного осла. У них болит голова. Они приносят в клюве корм, хлопочут, согревают. Но вот птенец в гнезде подрос, начинает расправлять крылья, делает пробные махи. Скоро в самостоятельный полет, туда, где на далеком горизонте ходят розовые фламинго, а жизнь кажется, не имеет ни конца, ни края. Наконец наступает, тот единственный день, когда превратившийся в молодого орла птенец, первый раз покидает родовое гнездо. Когда-нибудь это случается со всеми.

Когда я с утра зашел к Даниле, он смотрелся не молодым, гордым орлом, а ощипанным петухом. Настя его клевала и клевала. Она старалась убедить его в собственной правоте, в правильности расшифровки цифр и слов на ведерке. Данила не знал, как от нее отделаться.

– Может быть ты и правильно расшифровала, – отбивался он от нее, – но теперь это не имеет никакого значения. Владлен Петрович мой отец, и это наши деньги. Не буду я его грабить среди бела дня. Я не разбойник с большой дороги. Он меня в Швейцарию посылает учиться, а я ему здесь подлянку приготовлю.

Однако он забыл, с кем имеет дело, Настя вцепилась в него мертвой хваткой.

– Никакая это не подлянка, а нормальные буржуазные отношения. Таких, как ты сыночков у него может быть пол Африки бегает. Пусть он сыновний контракт подписывает, и не капает тебе на мозги.

– Что за сыновний контракт? – не понял я.

Настя обрадовалась, увидев меня. Уповая на мою разумность она стала объяснять:

– Сегодня правоотношения членов семьи должны быть зафиксированы в отдельном договоре и заверены нотариусом. А так, что толку, что он объявил его своим сыном. Сегодня объявил, а завтра откажется, и что ты с ним сделаешь? Ничего! А вот если в договоре будет записано, что он его, как сына посылает учиться в Швейцарию, покупает ему то, се, и объявляет наследником первой очереди, тогда Данила может спать спокойно. А то вчера объявил, что он его сын, дал ему сахарную косточку погрызть за обедом, а наш дурачок и рад до беспамятства!

– Я ел суп претаньер, и мосидуан жилей, а не кость грыз, – обиделся Данила. Обидеться обиделся, а к ее словам начал прислушиваться. Действительно, управляющий банка объявил его своим сыном, и на этом усыновление закончилось. А по-хорошему, надо бы вдвоем с Данилой на людях показаться, всенародно объявить его своей кровиночкой, бабке в ноги поклониться, столб во дворе вкопать, забор подправить, то есть сформировать положительное общественное мнение. Ничего этого он пока не сделал, его молодая жена и то больше рвения выказала.

– А с чего он, Петрович взял, что ты его сынок? – кусала и кусала Настя Данилу. – Поставил тебя перед зеркалом и решил, что ты его отпрыск, а он сам себе двойник? Как у него эта бредовая мысль в голове появилась? Ты не знаешь?

– Похож я на него очень, – чуть не плача сказал Данила. – Чего вы ко мне пристали? Я никому в сыновья не набивался, он сам меня признал.

– Что-то тут нечисто! – посыпала щепоткой подозрений на открытую Данилину рану наша подружка. – А с ведром что? Узнали что-нибудь?